Гость заметно успокоился и приступил к еде. Смотритель же, не избалованный человеческим общением, не собирался сдаваться так скоро.
— Как зовут-то тебя, человече? Не сердись, не правильно это сидеть не знакомившись. Я, к примеру, Матвей Федорович.
— Евгений Яковлевич. Кильчевский.
— Евгений Яковлевич, уж не в Одессу ли путь держишь?
— Туда, к морю, туда. Откуда догадался?
— А тут других направлений-то и нет. Или на север, в Киев, или на юг. Но на север, — хихикнул старик, — никто сейчас не поедет. Здорово красные белым всыпали? — старик гнусаво засмеялся, потом опомнился, кто перед ним, и испуганно заерзал, — ты извини меня, Евгений Яковлевич, глупого старика, я не хотел…
— Всыпали хорошо. Сейчас все бегут на юг, стараясь спасти свою шкуру. Скоро будут здесь и скинут всех в море.
— Да что же это такое, Евгений Яковлевич, неужто никогда не закончится эта война? Сначала немцы, потом гетман, потом красные, потом белые, теперь снова красные. А потом что? Турок придет или поляк какой?
— Никто не знает. Все куда-то бегут.
— А ты сам, Евгений Яковлевич, не военный? Прости, что спрашиваю, но у тебя шинель и шашка. Отбился от своих, чтоля?
— Нет, Матвей Федорович. Не военный. Какая была одежда, такую и одел.
— Ты не здешний, вроде. Из Москвы, поди?
— Нет, я из…не отсюда. Далеко мой дом, да и дома уже нет никакого.
— Не боишься ты, Евгений Яковлевич, что в шинели офицера и с нездешним выговором тебя махновцы поймают? Знаешь, что они с пленными беляками вытворяют?
Гость криво ухмыльнулся, но не ответил.
— А что, бывают в здешних краях махновцы, отец? Далековато-то же от Гуляй-поля.
— А кто их поймет, махновцы это али какие другие бандиты? Бывает, приезжают какие-то. Приедут, посмотрят станцию, остановят для проверки пару поездов и бывай.
Кильчевский почти полностью высох за время неспешного разговора, однако, как заметил смотритель, пистолет держал на расстоянии вытянутой руки.
— Как думаешь, Матвей Федорович, до утра закончится дождь? Мне ехать надо, и так столько времени потерял.
— Бог его знает. Я уже снег ждал, а дождь полил окаянный. Ты можешь пожить у меня, пока он не прекратится. Как ты дом-то мой нашел? Если не знать, где он, его никто не может увидеть.
Гость промолчал. Потом потянулся к своему саквояжу, порылся там и достал бутыль с мутной жидкостью.
— Спирт. Давай выпьем, отец. Такая ночь на дворе, что никакой черт носа своего не высунет. Можем с тобой сегодня спать спокойно.
— Ты же высунул, — возразил смотритель. И не только высунул, а проделал большой путь и нашел мой дом. А что смог найти один человек, отыщет и другой.
