— Пусть войдет.
В мой кабинет просачивается «тот самый» парень — наперсточник в спортивном костюме. Лохматый-нечесаный, как бродяжка, бандана вокруг шеи намотана, но лыбится, подлец, так солнечно, и отлично понимает, что выглядит сейчас настоящим милахой. И ни растянутые на коленках треники, ни голубиное перышко в волосах впечатлению не мешают. В руках у него корзинка доверху наполненная мандаринами. Моими любимыми — мелкими, красными, с тоненькой корочкой и удивительно стойким ароматом.
— От всего сердца прошу прощения, Молодая Хозяйка Рин. Я раскаиваюсь и умоляю не держать зла, — говорит он и на колени опускается.
— А почему мандарины?
— Я не знал, что тебе нравится, Молодая Хозяйка, поэтому выбрал на свой вкус, — поспешно оправдывается нежданный гость. — Я люблю такие мандарины с самого детства. Они очень сладкие и пахнут… хорошо.
Аппетитно так носом поводит, облизывается и жмурится.
А уж как я их люблю. И свежие, и сушеные, и в компоте, и в варенье.
— Что ж, твои извинения приняты, эээ…
— Брат Рё. Так меня зовут.
— Мне ты точно не брат.
— А очень бы хотелось, — не унимается он. — Я столько слышал про «Трилистник» и про тебя, Молодая Хозяйка. Я хочу на тебя работать. Я тебе пригожусь, госпожа, вот увидишь.
Наглость, конечно, но обаятельная наглость.
— А ты сейчас чей? Почему хочешь клан сменить?
— Ничейный я. Ронин, если угодно.
С колен он не поднимается, глядит снизу вверх круглыми, яркими от отчаянной решимости глазами. А потом расстегивает курточку и обнажается по пояс. На смуглой коже ни тату, ни тавра, и если бы не шрамы, то можно было бы сказать, как у ребенка, она чиста. Но тело у ронина (теперь верю, да) Рё совсем не детское, как мне почудилось сначала. И лицо тоже. Пожалуй, это Рё старше меня и, сразу понятно, боец он опытный.
— А не жалко расставаться со свободой? — спрашиваю.
А у самой ком в горле ни с того ни с сего. От мандаринки, наверное.
— С жизнью расставаться всяко хуже, э?
— А что натворил?
— Да разное, — уклончиво хмыкает Рё и добавляет: — Не бойся, я не в розыске.
— Мне надо подумать, — отвечаю.
Ронин и не возражает, одевается, кланяется, благодарит и исчезает, а на прощание бросает эдак многозначительно:
— Буду ждать. И не потеряюсь. Я всегда рядом, Хозяйка.
Я остаюсь с мандаринами, похрюкивающим от сдерживаемого смеха Красавчиком и странным чувством, какое бывает когда встречаешь существо с Другой Стороны. Не может быть, чтобы этому стрёмному пацану, покровительствует ками.
