— Вы знаете, для меня все казалось необычным, я первый раз была у Яценко в кабинете, впервые разговаривала с ним. Он почему-то нервничал, бегал с телефоном. Я его вообще раздражала, сразу не понравилась. Еще он мне показался агрессивным. Я не смогла настроиться на его волну, что неправильно, журналист должен чувствовать своего героя, симпатизировать ему, а тут был обратный случай. Секретарша его тоже меня невзлюбила. Короче, облом по полной программе. Я потом думала, какое же интервью могло бы у нас получиться?
— Вы ничего не придумываете?
— Вы меня спросили о наблюдениях, я отвечаю. Могу замолчать. И что он к своему телефону привязался, особенно странно. Бегал с ним, сердился.
— Если вы не встречались с ним раньше, то отчего вдруг такое раздражение?
— Вот и я думаю — отчего? Значит, не был он расположен на интервью, у него имелись другие дела в это время, поважней, вот он и злился. Причем возникли дела совершенно внезапно, но в этот день и в это время.
— Вы, как журналист, что думаете, почему могли убить Яценко? Вы же об этом будете писать? У вас же будет версия для читателей?
— Работа у меня такая — писать. Пока это — констатация факта убийства. Может, вы мне что-то интересное сегодня расскажете? Вы опрашивали жильцов дома, откуда стреляли?
— Вы решили теперь у меня интервью взять? — Кочетов в ней не ошибся, она явно будет продолжать эту криминальную тему, но откровенничать с прессой не собирался. — Вы, если что-то узнаете, обязательно сообщите следствию.
— А вы поставьте мне прослушку, и я буду у вас на «поводке».
Кочетов подумал: «Язва, молодая, но язва. Подколола его при случае, не упустила. Обманчивы эти красивые глаза».
Впрочем, он не узнал ничего принципиально нового, раздражение против журналистки не повод для выстрела.
Версии в группе отрабатывались, обрастали подробностями, но не было ни одного подозреваемого. Жильцы дома, с чердака которого выстрелили и которыми интересовалась шустрая журналистка, ничего не видели и не слышали. На чердак в этом доме ходить не принято, да и незачем. Но допустить, чтобы это дело перешло в «бесперспективный висяк», прокурор не имел права.
