На заставе Виктор шоферил, как и на гражданке, с той лишь разницей, что раньше у него был МАЗ, а теперь — зеленый «газик» с брезентовым верхом. Он развозил вдоль границы наряды, ездил в совхоз за продуктами, подкидывал в аэропорт начальство, мотался на соседние заставы за круглыми коробками с кинолентами, — словом, работы и ему, и «газику» хватало. За два с половиной года службы он накрутил около двадцати трех тысяч километров и жалел, что не доберет до сорока: как раз обогнул бы по экватору землю.
Саблин не любил ездить порожняком. Он ощущал почти физическую неловкость оттого, что едет на мягком кресле, а кто-то в это время топает пешком. «Машина не роскошь, а средство передвижения», — говорил он. И, если на дороге ему случалось обгонять прохожих, он тормозил и сам предлагал подбросить. Иногда рядом с ним оказывались девушки, тогда Саблин просто расцветал от удовольствия. Никто на заставе не мог похвастать таким обилием знакомств с девушками.
Но, пожалуй, больше всего Саблин любил ездить в сторону Григорьевского, небольшого села, утонувшего в пыльных акациях. Школы там не было, и ребятишкам приходилось бегать в город за три километра или трястись в автобусе. «Газик» Саблина был хорошо знаком им. Они в, раз поднимали руки, едва завидев тупорылую машину и водителя в зеленой фуражке. Саблин останавливал «газик» и командовал:
— Кто с тройками и двойками — пешком. Остальные — садись!
В машине начинались давка и возня, ссоры из-за места рядом с «дядей Витей», а «дядя Витя», отроду двадцати одного года, только посмеивался от удовольствия. И затем следовал один и тот же вопрос:
— Как поедем?
— С ветерком! — орали все. Но Саблин не ездил с ветерком. Все-таки малышня в машине.
А троечники и двоечники в это время уныло брели следом, отмахиваясь от мелкой пыли, поднятой колесами…
Ребята подрастали, переходили из класса в класс, и Саблину стоило труда запоминать их всех по именам, все это множество Васек и Колек, Люб и Наташ, Татьян и Борисов. Даже один Вольт был среди его приятелей и одна Эрудина — дадут же родители своим чадам такие имена! Вольт Иванович! Эрудина Петровна!
И только один паренек никогда не садился к Саблину в машину. Тогда, в первый риз, он тоже было кинулся штурмовать кузов, но, услышав саблинское «кто с тройками и двойками — пешком», остановился и больше не пытался забраться в «газик». Печально он стоял в стороне — худенький, в поношенном, с чужого плеча, длинном пальтишке, с брезентовой сумкой через плечо вместо портфеля. А потом, когда ребята «голосовали» Саблину, шел по обочине, не останавливаясь и не оборачиваясь, и вся его маленькая фигурка, размеренно шагающая вперед, и сумка, бьющая по боку при каждом шаге, и полы пальто, шлепающие по ногам, — все это вместе словно бы говорило: «Плевать в тетрадь! Не видали мы ваших машин! Мы и пешим ходом доберемся как-нибудь, нам не к спеху».
