Финиковые пальмы погибли из-за нехватки встреч, колодец наполнен высохшим дерьмом и мозаикой тысячи газет:
«Россия отрицает... Министр внутренних дел с сожалением и тревогой смотрит... трап был выбит в 12:02. В 12:30 доктор вышел поесть устриц и вернулся в 2:00, чтобы весело похлопать повешенного по спине.
— Как! Ты еще не умер? Видно, придется дернуть тебя за ногу. Ха-ха! Нет, так долго висеть ты у меня не будешь — меня же Президент уволит. И потом — какой позор, если труповозка вывезет тебя отсюда живым! Да у меня от стыда просто яйца отсохнут, а ведь я пошел в ученики к опытному быку-кастрату. Раз, два, три — тащу».
Планер падает, бесшумный, как эрекция, бесшумный, как смазанное стекло, разбитое молодым вором с руками старухи и потухшими джанковыми глазами... В неслышном взрыве он проникает в дом, перешагивая через замасленные осколки, в кухне громко тикают часы, жаркий воздух ерошит его волосы, а голова раскалывается от слишком большой дозы... Старик достает красный патрон и делает пируэты вокруг своего дробовика.
— Ничего не выгорит, братва... Рыбы в бочке... Деньги в банке... юный распутник, да я ему с одного выстрела мозги вышибу, и он у меня шмякнется в похабном виде... Тебе слышно меня, малыш?
Когда-то и я был молод, и у меня в ушах звучал чарующий зов легких деньжат, женщин и худых мальчишеских задниц, только не выводи меня из себя ради всего святого, я намерен кое-что рассказать, пускай твой хуй встает и с песней тянется к жемчужно-розовой юной пизденке или выводит задушевный напев смазанной слизью смуглой, трепещущей мальчишеской жопе, слушай свой хуй, как магнитофон... и когда ты доберешься до жемчужно-ярких бриллиантов простаты, что накапливаются в золотистых мужских яйцах, неумолимых, как почечный камень... Прости, я должен тебя убить... Моя старая серая кобыла[46] уже не та, что прежде... не может публику завлечь... а публику надо покорять на лету и на бегу, ее надо с ног сбивать... К тому же меня, точно дряхлого льва, донимают гнилые зубы, а будь у меня зубная паста «Амидент», я бы и до сих пор грыз свежатинку... Эти старые дерьмовые львы начинают просто-напросто пожирать мальчиков... А кто их в этом упрекнет, раз мальчики так сладки, так прохладны, так чисты[47] в Сент-Джеймсском лазарете? Нет, сынок, не вводи меня в трупное окоченение. Уважь стареющего хуя... Когда-нибудь и ты превратишься в нудного старого мудозвона... А может, и нет... Уж больно ты похож на бесстыжего босоногого хаусменовского
