А луизианского коновала ни один нормальный человек и пальцем не тронет. Противоджанковый закон штата.
Наконец приехали в Хьюстон, где я знаю одного аптекаря. Я не был там пять лет, но он поднимает голову, сразу меня узнает, кивает и говорит: «Подожди за стойкой...» Короче, сажусь я и выпиваю чашечку кофе, а немного погодя он подходит, садится рядом и спрашивает:
— Что тебе нужно?
— Кварту настойки и сотню немби.
Он кивает:
— Приходи через полчаса.
А когда я возвращаюсь, он вручает мне пакет и говорит:
— Здесь на пятнадцать долларов... Будь осторожен.
Укол опийной настойки — жуткая морока; сначала вам нужно выжечь спирт, потом выморозить камфору и выбрать эту бурую жидкость пипеткой — колоть ее надо в вену, иначе вы получите абсцесс, а обычно абсцессом и кончается, куда бы вы ее ни кололи. Самое лучшее — это выпить ее с чумовыми колесами нембутала... Поэтому мы наливаем ее в бутылку из-под перно и отправляемся в Нью-Орлеан — мимо радужных озер и оранжевых газовых вспышек, болот и мусорных куч, аллигаторов, ползающих среди разбитых бутылок и консервных банок, неоновых арабесок мотелей, сутенеров, брошенных на необитаемых помойных островках и поливающих непристойной бранью проезжающие машины.
Нью-Орлеан — это мертвый музей. Благоухая настойкой, мы прохаживаемся вокруг толкучки и сразу же находим Человека. Район небольшой, и легавые всегда знают, кто там торгует, поэтому он решает, какое, к черту, это имеет значение, и продает всем. Мы запасаемся героином — и в обратный путь, в Мексику.
Назад, через Лейк-Чарлз и мертвую страну торговых автоматов; южная окраина Техаса, шерифы-убийцы-ниггеров окидывают нас взглядом и проверяют документы на машину. Что-то обрывается внутри, когда вы пересекаете мексиканскую границу, и вдруг вас поражает пейзаж — вас уже ничто не связывает ни с пустыней, ни с горами, ни с грифами; эти кружащие в воздухе пятнышки летают на самом деле так близко, что слышно, как крылья рассекают воздух (хриплый сухой звук), а что-то заприметив, они выныривают из голубого неба, этого гибельного, беспощадного голубого неба Мексики, и — черной спиралью вниз... Ехали всю ночь, на рассвете оказались в каком-то теплом туманном местечке: лающие собаки и звук струящейся воды.
— Заурядность, — сказал я.
— Что?
— Так называется этот город. Уровень моря. Отсюда нам карабкаться еще десять тысяч футов вверх. — Я принял дозу и улегся спать на заднее сиденье. Машину она вела хорошо. Это видно сразу, стоит кому-нибудь взяться за руль.
