Я решил сбросить его с хвоста, даже если это и означало бы вечеринку с удушением. (Это английский деревенский обычай, направленный на то, чтобы избавляться от старых, прикованных к постели иждивенцев. Терпящее муки семейство устраивает «вечеринку с удушением», во время которой гости заваливают престарелую обузу матрасами, влезают на вершину этой кучи и напиваются вдрабадан.) Деревенщина — обуза для отрасли, его нужно вывести на задворки мира. (Это африканский ритуал. Официально известен как «многоточие», состоит в том, чтобы уводить стариков в джунгли и там бросать.)
Приступы Деревенщины становятся его обычным состоянием. При его появлении рычат полицейские, привратники, собаки, секретари. Белокурый Бог пал до низости неприкасаемых. Мошенники не меняются, они ломаются, разлетаются вдребезги — взрывы материи в холодном межзвездном пространстве, — уносятся прочь в космической пыли, оставляя пустые тела. Жулики всех стран, есть один простак, которого вам не обмануть, — Простак Внутри...
Я оставил Деревенщину стоять на углу: краснокирпичные трущобы до самого неба под непрерывным дождем копоти. «Пойду разыщу одного знакомого коновала. Вернусь с настоящим, чистым аптечным морфием... Нет, ты жди здесь — не хочу, чтоб он тебя засек». Жди меня на том самом углу, Деревенщина, жди сколько влезет. Прощай, Деревенщина, прощай, старина... Куда они уходят, бросая свои тела?
Чикаго: невидимая иерархия подвергнутых декортикации[13] итальяшек, запах атрофированных гангстеров, в Норте и Холстеде, в Сисеро и Линкольн-парке вас настигает бескрылый призрак — попрошайка снов, прошлое, вторгающееся в настоящее, прогорклая магия торговых автоматов и придорожных закусочных.
Вглубь: широкая боковая улица, телевизионные антенны — в бессмысленное небо. В жизненепроницаемых домах они парят над молодежью, понемногу вбирая в себя то, что она отвергает. Только молодые что-то совершают, да и они не слишком-то долго молоды. (За барами Восточного Сент-Луиса лежит мертвое пограничье, дни речных кораблей.) Иллинойс и Миссури, миазмы народов, образовавших могильный холм, подхалимское поклонение Источнику Пищи, жестокие и безобразные празднества, от Могилвилля до лунных пустынь перуанского побережья простирается безысходный ужас перед Богом-Многоножкой.
Америка — не молодая страна: она старая, грязная и злая еще до поселенцев, до индейцев.
Зло здесь, оно ждет.
И всюду копы: невозмутимые образованные копы штата, с хорошими навыками и извиняющейся скороговоркой — электронные глаза оценивают машину и багаж, лицо и одежду; рычащие сыщики большого города, вежливые провинциальные шерифы с чем-то зловещим и грозным в стариковских глазах цвета линялой серой фланелевой рубахи...
