Безумно счастливые. Невероятно смешные рассказы о нашей обычной жизни | страница 36



поэтому решила, что специально допущу ошибку, так что будьте готовы к этому. Вот теперь я могу расслабиться, потому что если я в чем-то напортачу, то всегда могу сказать, что именно в этом и состоит моя намеренная ошибка, да еще поглажу вас по головке за то, что вы ее нашли. Брене говорит, что это неплохая идея, так что формально, думаю, это означает, что я могу нарочно ошибаться, в соответствии с рекомендациями врача.

Виктор: Бред какой-то. У тебя словно паранойя.

Я: Ты думаешь, что это бред только потому, что ты никогда сам случайно не писал ничего оскорбительного.

Между прочим, я постоянно нарочно пишу оскорбительные вещи и готова принять на себя за это удар, но я всегда боюсь, что напишу или скажу что-то отвратительное, не отдавая себе в этом отчета. Например, однажды я написала, что один мой друг что-то скоммуниздил, и программа по автоматической проверке орфографии выдала мне: «Такого слова нет. Вы хотели написать „коммунист?“», и я возмутилась: «Черт побери, компьютер. Это какая-то дискриминация, не правда ли? Я пишу о том, что кто-то что-то взял и не вернул, а ты мне как будто сообщаешь: „Готов поспорить, что это был коммунист“. Соберись уже!» Потом я проверила это слово в Интернете, и действительно оказалось, что глагол «скоммуниздить» обыгрывает «идею обобществления имущества при коммунизме». Раньше я даже как-то не задумывалась об этом. Такое поведение можно сравнить с детской непосредственностью. Когда мы были маленькими, моя сестра со стола взяла самый большой кусок пирога. «Вот жидяра», – сказала я тогда, а когда подросла, то узнала, что «жидами» презрительно называют евреев, и оно носит антисемитский характер, поэтому я раз и навсегда запретила себе использовать это слово. Но лучшим из предложенных мне словарем синонимов оказалось слово «жадюга», однако оно мне кажется просто нелепым. Никто не воспримет его всерьез. Поэтому я просто переживала по поводу пирога и ничего не говорила. (Кстати, теперь я начинаю переживать, как бы слово «жадюга» не оказалось оскорбительным для людей с юга).

Виктор: Что-то ты перемудрила.

Я: Дело в том, что у меня своего рода некоторое тревожное расстройство, поэтому в моей голове постоянно творится нечто подобное, отчего я постоянно нахожу повод для переживаний.

Я также переживаю о том, что если напишу, как мучаюсь с лишним весом, то это, скорее всего, взбесит людей, потому что наше общество и без того слишком сосредоточено на внешнем виде, и мои рассказы о том, как я иногда чувствую себя толстой, никак делу не помогут. Еще я переживаю, что внезапно могу похудеть, и тогда люди, увидев меня, взбесятся, потому что на самом деле не знают, что мой вес может колебаться на двадцать-тридцать килограмм в зависимости от того, насколько я больная, уставшая или погруженная в депрессию. В этом случае мне придется носить с собой свои неприглядные фотографии в качестве доказательства. А также взять нотариально заверенную справку от своего врача, которая постоянно говорит, что мне следует похудеть, пока я чудовищно не заболею или не впаду в ужасную депрессию, из-за чего не буду есть целую неделю. После чего эта же врач может воскликнуть: «Выглядите потрясно! Но почему вас опять привезли в „Неотложку“?»