Со слов Лизы я понял, что это какой-то особо важный конкурс. Но до того, как я коснулся пальцами толстой серой пергаментной брошюры и углядел твердые рельефные ярко-синие подписи всех этих титулованных попечителей, увидел, как львы огрызаются друг на дружку поверх ярких гербов на обложке, я и не догадывался, насколько он важный. А когда я ее открыл, то понял наконец, почему Халлоран расщедрился, предложив Лизе четыре фунта за сеанс, хотя сам так беден, что не может оплатить даже счет за яйца. Если Халлоран выиграет один из этих призов, он сможет заплатить Лизе вдесятеро больше и все равно еще долгие месяцы будет как сыр в масле кататься!
Но ведь он может и не выиграть. Это огромный риск: Джемисон-то будет околачиваться рядом, каждый день подсчитывая Лизины часы и причитающиеся ей денежки. Отец говорит, что Халлоран ни перед чем не остановится, если ему нужна модель, но, думаю, не такая уж для него потеря, что Лиза уехала в Линкольн. Особенно если взять в расчет ту ужасную картину на мольберте. Но он, похоже, был уверен в себе. И уже заполнил анкету участника. «Руки на коленях», написал он, и ниже — «Девочка, мотылек и свеча».
Я посмотрел где же это? Я надеялся, что эту-то картину он сделал повеселее, чем «Руки на коленях», — ради его же блага. Но удивительное дело — я нигде не мог ее найти. Я раздвинул два прислоненных друг к другу холста, выдвинул ящик, обошел вокруг мольберта — куда ни глянь, везде рисунки с Касс. Касс, и ничего кроме Касс. Здесь и там — повсюду, куда бы я ни повернулся. Касс смотрела на меня, видела насквозь и улыбалась.
Оранжерея Халлорана была, как и прежде, наполнена рисунками с моей сестрой, но почти все, за редким исключением, были для меня в новинку. Я застыл в смущении. Я не сразу понял, что все эти месяцы она продолжала позировать ему, ни слова не говоря ни отцу с мамой, ни мне.
Касс чудна́я. Я поворачивался снова и снова и смотрел по сторонам. И Халлоран тоже чудной. Слова Касс задели его за живое и, видимо, вышибли его из привычной колеи. Эти портреты уже не были слащавыми. Они были великолепными!
Вот Касс у полки для цветочных горшков. Халлоран нарисовал ее как девушку из булочной, протягивающую мешок с хлебом, так что край прилавка врезается ей в живот. На лице ее ни тени скуки. У меня даже дыхание перехватило, честно. По выражению ее лица никто бы не подумал, что она только что под покровом темноты украдкой сбежала из дома, чтобы позировать для этой картины, и что если отец поймает ее, то на кусочки разорвет.
