Он бесконечно восхищался ею и постоянно думал о ее страстной увлеченности, заставлявшей его в смущении осознавать, что он-то сам все годы своей жизни был не столько верен долгу, сколько пребывал в каком-то оцепенении – то есть не жил и не чувствовал по-настоящему.
Прислонившись к раздвоенному вязу, Лайон сквозь листву посмотрел на небо. Он делал это множество раз за то время, что жил здесь. Он мог бы, наверное, пройти пешком через весь город с закрытыми глазами и не заблудиться. Ему были знакомы тут все тропинки и все повороты. А сейчас он долго смотрел вверх, любуясь контрастом между ликующей зеленью весенней листвы и голубизной неба. Это напоминало цветной витраж.
Ожидание требовало терпения, которого ему сейчас явно не хватало.
Сегодня утром он с особой тщательностью побрился и был уверен, что мужчина, смотревший на него из зеркала, выглядел безупречно. Он завязывал галстук несколько раз, пока не пришел к заключению, что простой узел лучше всего, так как его руки стали странно неловкими от волнения. Те, кто хорошо его знал: Джонатан, например, или Майлз, – очень удивились бы и посмеялись, обнаружив, что он оказался во власти женщины. Ведь всем было известно: всегда бывало наоборот. Хотя, возможно, им стало бы не до смеха, узнай они, что эта женщина – Оливия Эверси.
В половине третьего, чтобы хоть чем-то заняться, Лайон проверил содержимое своих карманов. И нашел два пенса, старый билет в театр, маленький складной нож и золотые карманные часы с его инициалами, выгравированными на крышке. Это был подарок отца на шестнадцатилетие. Он очень дорожил этими часами, так как благодаря им почувствовал себя тогда совсем взрослым. Он, Лайон, стал человеком, которому необходимы часы, чтобы планировать свои визиты и встречи.
Лайон открыл часы и тут же защелкнул крышку. Снова открыл и сразу опять защелкнул, не чувствуя при этом себя слишком уж взрослым. Здесь, в тишине леса, щелчки звучали оглушительно и, казалось, лишний раз свидетельствовали о том, что он сейчас был ужасно одинок под этим старым вязом.
В четыре часа он прошелся немного по изрытой колеями грунтовой дороге, пристально вглядываясь в даль, но ничего не увидел, кроме белки, к которой затем присоединилась еще одна. Белкам повезло, их свидание счастливо состоялось.
Он наблюдал, как тени вокруг него постепенно удлинялись – даже его собственная.
В четверть пятого он вырезал своим ножом букву «О» на коре вяза. Ему вдруг пришло в голову, что это поможет ему успокоиться, снимет нервное возбуждение, но, увы, не помогло.
