– Не терпится нарваться на неприятности, джентльмены? – проговорил Ланздаун с деланым спокойствием, и Оливия поняла, что виконт пытается скрыть свой гнев.
Ее братья обменялись взглядами – между ними состоялся безмолвный братский разговор, – после чего Колин тихо, но отчетливо проговорил:
– Оливия, я полагаю, что тебе не следует ходить туда сегодня.
Но Колин допустил серьезнейшую ошибку. Сказать Оливии, что ей не следовало что-либо делать, было равносильно приглашению сделать именно то, чего делать не следовало. Но Колин осознал это слишком поздно. Братья вновь обменялись взглядами и, смирившись с неизбежным, с мрачной покорностью отступили в сторону.
Оливия чуть ли не вбежала в салон. И сразу остановилась, оглядывая зал. Вроде бы ничего необычного… И все выглядело превосходно – как всегда.
Оливия снова осмотрелась. Ах, она очень любила салон Акермана… Здесь было просторно, радостно и светло, а лучи солнца, проникавшие в зал сквозь ряд высоких окон, придавали произведениям искусства особое очарование.
Покосившись на братьев, хранивших молчание, Оливия направилась к стене, где на почетном месте висела ослепительно яркая гравюра.
– Должно быть, это Кот, – сказала она, обращаясь к Ланздауну, тотчас же последовавшему за ней. – Все-таки забавно… Ведь совсем недавно мы с модисткой говорили о нем.
Они остановились перед картиной. Печально известный пират стоял, торжествуя, на палубе корабля, наступив обутой в сапог ногой на грудь человека, очевидно дрожавшего от страха. Волосы пирата развевались на ветру подобно флагу, и был явственно различим, даже несмотря на скрывавшую лицо черную маску, проницательный взгляд синих глаз. Левой рукой он держал саблю у горла своей жертвы, и именно эта рука, а также синие глаза, являлись теми отличительными признаками Кота, в отношении которых была солидарна вся Европа. «Его глаза цвета самого зла!» – заявил один из выживших, и эти слова всегда забавляли Оливию, поскольку у нее у самой глаза тоже были синие. Этот же человек утверждал, что ужасный пират говорит как джентльмен. И он же сообщил, что Кот был левша – по крайней мере, пользовался левой рукой, когда орудовал саблей. А один купец заявил, что подстрелил пирата. Но Кот продолжал нападения на корабли, так что было ясно, что убить его не удалось.
– Великолепный эстамп, – заметил Ланздаун. – А этот человек… Он, конечно же, преступник.
– Да, верно. Но он почти уничтожил незаконную треугольную торговлю, насколько мне известно, – проговорила Оливия.
