Šitä šiitä mitä kuuluu. Kun tuli ših ruhkatukulla: “Mänin, – šanou, – labiemella muldua lykättih, jotta hirvie“. Tuattorukkan kuoli, šiitä tuatto kevyällä kuoli, Ruadenčan aikana. Hän kuuli: “Niin, – šanou, – hautua kaivetah jotta hirvie, – šanou, – peskuo lykitäh, labied vain helätäh. Ei, – šanou, – tule tänä vuotena hyvyä“. Hän Uutena vuotena kuundeli, ruhkat pyyhki ta fartukalla vei ta šielä kuundeli.
– A minne hän ruhkat heitti?
– Šinne i heitti, missä kuundeli šielä, i eini mitä pie ottua enämpi… Hiän vielä šanou šiinä niitä šanoja.
На прорубь ходили слушать Крещенскую бабу. Ну вот, как пойдут на прорубь, обведут круг вокруг проруби и потом ждут, когда она /Крещенская баба/ придет оттуда. Перед тем, как придет, вода поднимется, прорубь всколыхнется и потом она оттуда выходит. Она сюда, на пригорок, на землю, не поднимается. Говорят, что спрашивают: «Дорог ли в Архангельске килограмм лука?»
У него спрашивают, у водяного. А он ничего не говорит, ничего. Разговаривают, разговаривают, потом спросят, что он там скажет, потом опять спрашивают: «Ну, дорог ли…»
А однажды как пошли от проруби, не дослушав – об этом мама-покойница рассказывала, своя мама рассказывала. Как ушли от проруби не дослушав, домой пришли, забежали в дом. Женщина: «Водяной следом идет!» Ну. «Сейчас водяной придет!» Женщина всем надела молочные горшки на голову. Тогда горшки для молока были. Тот пришел, горшки на головах: «Головы добуду! Головы добуду!» Сколько было, у всех горшки с голов снял. Водяной! Больше не ходили на прорубь слушать.
– А если бы горшки не надела на голову?
– Тогда бы головы оторвал. Вот!.. Было, было! В Святки, говорят, когда раньше слушали, очень страшно было. Когда на прорубь ходили, когда к полевым амбарам, слушать, это было очень страшно… Плохое как придет, дак… Потом еще слушали на куче мусора, перед Новым годом, полы как подметут… Наша мать-покойница знала это… Пошла она на улицу, на куче мусора, на улице слушает – что там слышно будет… «Пришла, – говорит, – [будто] лопатой бросают землю, аж страшно». Потом отец, покойничек, умер, отец весной умер во время Радоницы, а она слышала: «Так, – говорит, – яму копают, что страшно, песок бросают, лопаты только звенят. Не будет, – говорит, – в этом году хорошего». Она в Новый год слушала, мусор подмела, в фартуке отнесла да слушала.
– А куда она мусор положила?
– Туда и положила, где слушала, и мусор больше не надо оттуда брать… Она еще и слова там говорит.
