Проекты и отдельные реформы Μ. М. Сперанского, вызвавшие против себя реакцию части дворянства, способствовали оживлению юридической мысли. Созданная в мае 1811 г. Комиссия печатания государственных грамот и договоров приступила к публикации духовных и договорных грамот великих и удельных князей, а также других документов общегосударственного значения. С 1811 г. в издании «История Российской иерархии»
Амвросия Орнатского начали печататься княжеские и царские жалованные грамоты (из архивов северных монастырей)[4].
Источники, изданные Амвросием, а также отдельные неопубликованные грамоты из монастырских архивов позволили С. Г. Салареву дать самые общие, очень краткие, неточные и сбивчивые сведения о жалованных грамотах. Его обзор русских грамот, вышедший в начале 1819 г.[5], носил еще примитивный, главным образом информационный характер. Но автор энергично подчеркивал актуальность изучения грамот: «Для объяснения некоторых мест истории нашей знание грамот необходимо»[6]. Определения разновидностей жалованных грамот («тарханные», «несудимые», «льготные»), взятые автором из законодательных источников (Судебника 1550 г., Стоглава), толковались в его обзоре весьма произвольно[7]. Однако попытка Саларева причислить «тарханные» грамоты к категории «несудимых» основана, как думается, не только на недоразумении. «Тарханные» грамоты, фиксировавшие бессрочные податные привилегии в большинстве случаев одновременно с судебным иммунитетом, в обстановке господства крепостного права вполне могли приниматься за «несудимые». Экономическая действительность России первой половины XIX в. давала наглядные доказательства того, что «привилегии», которые землевладельцы получали по жалованным грамотам, на практике представляют собой обычное право помещиков. Поэтому более существенной частью жалованных грамот казался их несудимый раздел, где строго определялся объем сеньориальной юрисдикции. Саларев указал мимоходом, что несудимые грамоты выдавались и в странах Западной Европы, хотя сколько-нибудь подробного сравнения русских иммунитетных актов с западными он не производил[8].
Запрещение публично обсуждать крестьянский вопрос (1818–1858 гг.) затормозило изучение феодального иммунитета, однако уже с 40-х годов под сенью этого запрета разгорелась борьба между дворянским и буржуазным пониманием природы привилегий, закрепленных в жалованных грамотах. В 30-40-х годах XIX в. тезис о незыблемости помещичьего землевладения и крепостного права вошел в официальную правительственную доктрину А. С. Уварова (1832 г.). Вместе с тем тогда же правительство настойчиво стремилось использовать достигнутый уровень развития юридической мысли для укрепления пошатнувшегося положения класса феодалов и феодального государства. Кодификационные работы, публикация законов и других правовых материалов служили этой цели. Наметившаяся тенденция дала возможность некоторым прогрессивным историкам и археографам (в том числе П.М. Строеву) поставить работу по изданию исторических источников (главным образом летописных и актовых) на более широкую ногу, введя ее в рамки деятельности официального учреждения – вновь созданной императорской Археографической комиссии
