С возрастом я всё больше ценю тихое времяпровождение. Люблю гулять ранним утром и будить траву, стряхивая носом росинки; люблю вдыхать вкусный и тёплый морской воздух, от которого у меня приятно кружится голова. Мне больше не хочется, как раньше, гоняться за бабочками и пчёлами. Мне достаточно слушать стрекотание цикад, трепетание тоненьких крылышек, пролетающих мимо уха, жужжание жучков, погоняемых дуновением ветра.
Я дружу со всеми обитателями сада. Как только я перестал им мешать, они перестали мешать мне. Все они теперь родные, все хорошие.
Вот хотя бы эти мелкие трудяги – паучки! Я их очень уважаю, никогда не рву их хитросплетённые сети. Чтобы не нарушать их покой, я медленно и высоко поднимаю лапы, разворачиваюсь и тихо ухожу. Неужели когда-то, в юные годы, я безудержно носился за всеми милыми обитателями участка?
Только я подумал об этом, как мимо меня промчался Риччи, а следом за ним – Винька. Устроили погоню. Вот сорванцы!
Я постоял немного, глядя им вслед и удивляясь их неуёмной энергии, а потом отправился в тень широко раскинувшейся ивы. Оказавшись за шторками из длинных ветвей и обернувшись несколько раз вокруг себя, я устроился поудобнее и приготовился блаженствовать. Здесь мне всегда стелют лежак, зная, что это моё любимое место.
Ничто не беспокоило меня, разве что резинка для волос, которая немного больше обычного стягивала пучок на голове. Вскоре шпицы умаялись и, запыхавшись, прибежали ко мне в тенёк отдохнуть.
– Ну, кто на этот раз – кролик или ёжик? – спросил я.
– Ничего и никого на этот раз, – отвечал Риччи, потому что он – главный. Это он придумывает, за кем и куда бежать, а Винька просто мчится следом.
Про нашу троицу можно сказать так. Я, прежде чем бежать, всегда думаю – зачем и куда, а потом бегу (вернее сказать, медленно бреду). Риччи вздрагивает и бежит, а потом силится вспомнить, зачем и куда он помчался. А Винни бежит, но никогда не знает, зачем и куда. Риччкин круп – его главный ориентир. Вот ведь как…
– Умаялись? – спросил я.
– Ага, – тоненьким голосом отвечал Винни. Оба шпица были усталыми, но довольными.
– Гаврюша, расскажи что-нибудь, – подал голос Риччи, приготовившись к тихому часу. – Того и гляди ты помрёшь, не успев оставить наследие своего ума молодым и крепким псам.
Я привык к грубостям Риччи, но всё же для порядка театрально насупился. Никакого уважения к почтенному возрасту! Впрочем, я люблю поучать, поэтому решил не обижаться на молодежь.
