Мужчина сказал это так, будто вынос мертвецов входил в прямые обязанности слесарей-сантехников. Серафима кивнула.
— Когда увезем, обратитесь в милицию, дескать, супруг пропал. Не пришел, мол, домой — и все. Пусть ищут. Я картиночку, с вашего позволения, сейчас заберу, чтобы потом с ней не таскаться. А деньги вы нам вечером отдадите, вместе с телом.
Город спал, кутаясь в ноябрьский сумрак. Свет луны выхватил две сгорбленные фигуры, которые тащили огромный рулон. Салон микроавтобуса распахнул пасть, проглотил ковер, а затем и самих носильщиков. Автомобиль недовольно заурчал, пустил клубы дыма. Воровато, с выключенными фарами, он выехал со двора.
— Ты, Андрюша, забудь все. Время нынче такое, чуть что и — ауфидурзейн, дорогие товарищи! — Максаков вырулил на проспект. — Мы его в Неве утопим. От ковра освободим и утопим, а к ногам железяку примотаем, чтоб раньше срока не всплыл. За зиму его рыба так обглодает, что мать родная не узнает.
Шкаликов доверял учителю: тот был порядочным человеком и дурных советов не давал. Максаков вытащил из-за пазухи купюры.
— Вот, за труды твои тяжкие.
Шкаликов сунул деньги в карман.
— Николай Александрович, а с ковром что делать? — не скрывая заинтересованности, спросил он.
— Выбросим — и все дела! — Максаков сбавил газ.
— Можно, я его маме подарю?
— Боже мой, какая сердечность! Подари!
Шутит Максаков или ерничает, понять было трудно. Свернув на мост, педагог-сантехник бросил взгляд на бывшего ученика.
— Андрюша, у тебя не было серьезных травм головы?
После этого случая жизнь нисколько не изменилась. По вечерам в переулках стреляли, по телевизору кричали о достижениях демократии, а народ тащил неприподъемный крест действительности. Шкаликов ждал Максакова, пил чай и слушал радио. Бодрый голос диктора уверял, что в стране все идет по плану президента, очередной премьер-министр подал в отставку, а на Кавказе с новой силой вспыхнуло противостояние боевиков и правительственных войск. Радио сменило тему: «Новости культуры. На днях гражданином, пожелавшим остаться неизвестным, Государственному Эрмитажу была подарена картина известного художника, принадлежавшего к школе фламандских мастеров. Щебечущие птицы, многоцветные букеты и только что пойманная дичь украшают натюрморт…» — Шкаликов поставил стакан на верстак. Перед его глазами всплыла картина из квартиры, где убили мужика. Хлопнула дверь биндюги.
— Чаевничаешь? — Максаков повесил на гвоздь фуражку. — Все, Андрюша, на пенсию ухожу. Займусь частными уроками для поддержания штанов.
