Шульц смехотворно присел и развел в стороны руки. Вероятно, это означало: где взяли, там уже нет. В отличие от Шульца, Клизма считал себя высоконравственным человеком и уважал старость. Он штопором ввернул в небо увенчанный заусенцами палец.
— Совесть, Сеня, является разменной монетой между нравственностью и меркантильностью.
Глубокомысленное заявление товарища вытянуло физиономию Шульца, придав ей выражение философской задумчивости. Зрачки Сени помутнели, будто в них добавили кофе с молоком, а сам он торжественно замер. Клизма достал из сетки банку с многоруким божеством и протянул ее старичку.
— Балуй, дедушка!
Хаос царил на журнальном столике: из опрокинутого стакана вытекла лужа, в ней захлебнулся окурок. На утопленника угрюмо смотрели тарелки, заполненные его многочисленными собратьями. Чинарики лежали вповалку, как павшие в бою солдаты. Словно от жуткой боли они корчились, роняя пепел с обугленных голов. Под столом пестрели этикетками стеклянные кегли. Смрад заполнял квартиру. По полу расползлись липкие пятна от вина и еще какие-то непонятные, затянутые тонкой пленкой жира. Декоративные ходики остановились, удивленно вскинув брови-стрелки. Они пялились на голую хозяйку, дремавшую на диване.
Женщина с закрытыми глазами пошарила по полу, выругалась. От неловкого движения жернова в ее голове пришли в движение, заскрипели несмазанными осями и вызвали тупую боль. Бессмысленность существования как никогда ярко осенила разум: «Что за жизнь поганая: двадцать восемь лет, а устала — будто вечность за плечами!» Вспоминая минувший день, Римма отметила, что возбудила интерес у мужской особи. К сожалению, ни имя ухажера, ни его внешность в памяти не сохранились — одни непристойные позы и животная страсть. «Никакого просвета! Изо дня в день одно и то же. Скоро человеческий облик потеряю!» — превозмогая слабость, она присела. В ушах зазвенели комары, жернова с грохотом слетели с осей, покатились и ударились о стенки черепа. Римма заглядывала в бутылки, искала следы прошедшего застолья.
Пальцы потянулись к тарелке, размяли окурок. Спички, затяжка. Дым вызвал тошноту и головокружение. «Хоть бы одна падла зашла, подлечила!» — но падлы еще спали, а порядочные люди уже похмелились. Римма обнаружила, что на ней ничего нет. Она грустно усмехнулась. Как на вешалку, бросила взгляд на люстру и задумалась: «Неужели кавалер в качестве трофея взял? Фетишист проклятый! — женщина подняла с пола вилку. — Воткнуть в глотку?! Один черт — никому не нужна, даже себе!»
