Ангел над городом. Семь прогулок по православному Петербургу | страница 56
Может быть, в самом деле, несчастная была убеждена в том, что совершенно справедливо носит имя своего покойного мужа. С 26 лет начались ее страдания и известность, первоначально приобретенная тем, что Андрей Григорьевич тотчас после смерти своего мужа надела белье, камзол, кафтан и все платье покойника и бросивши дом, плакала и расхаживала по грязным улицам тогда совершенно убогой Петербургской стороны, уверяя всех и каждого, что она Андрей Григорьевич, придворный певчий, ее муж. Долго она носила это платье, до тех пор, пока истлело и развалилось оно на ее теле. Будучи известна всему околотку, как юродивая, но честная женщина, она вначале возбудила к себе жалость, а потом особое уважение».
Созданный Ив. Б-р-л-ъевымъ портрет Ксении содержит ощущение непосредственной причастности к странствию святой.
Считается, что юродивые принимают на себя свой подвиг, чтобы достичь свободы от соблазнов мира. Святитель Димитpий Ростовский пояснял, что юpодство «является извне», и им «мyдpе покpывается добpодетель своя пpед человеки».
Но аскетическое самоyничижение, мнимое безумие, как отмечают исследователи, это только одна сторона юродства: оскорбляя и умерщвляя свою плоть, юродство принимает на себя обязанность еще и «pyгаться миру», обличать пороки, грехи и всяческую неправду, не обращая внимания ни на высокое положение объекта обличения, ни на общественные приличия. Презрение к нормам общественного поведения, как считается, тоже составляет нечто вроде привилегии и непременного условия юродства.
Расцвет юродства в нашей стране пришелся на XV, XVI и на первую половину XVII веков. Жития Авpаамия Смоленского, Пpокопия Устюжского, Василия Блаженного Московского, Hиколы Салоса, Михаила Клопского показывают, как устремленность к высшей правде, тоска о правде и любви превращают юродство в явление русской национальной жизни, перед религиозным вдохновением которой склоняются и мирские, и церковные власти.
Житие Ксении Петербургской, святой, на целое столетие ушедшей от своих великих предшественников, замечательно еще и тем, что в нем явлено нам, как восстанавливается прерванная расколом русской православной церкви и реформами Петра I духовная традиция. Овдовевшая Ксения Григорьевна менее всего думала достичь свободы от соблазнов мира или о том, как она станет «pyгаться миру», обличая пороки, грехи и всяческую неправду. Ее задача была сугубо частная, почти практическая.
Ей нужно спасти для жизни вечной душу своего бесконечно любимого супруга. Но в православной аскетике всеобщие задачи всегда имеют индивидуальное, личное основание, а сугубо частные проблемы не могут быть разрешены в стороне от общих для всего православия догматов.