Гас свет, и зал замирал. Вот потерявший все моральные устои артист в исполнении Дастина Хофмана лежит с молодой женой. На экране – почти полная тьма. Но дело не в этом. «Я приведу Эвелин!» – шепчет Дастин. Эвелин, кажется, общая их подруга и любовница Дастина. «Нет!» – робко возражает жена. И после этого – десять минут полной тьмы и тишины, и на экране, и в зале. Никто не осмеливается скрипнуть стулом или даже сглотнуть, чтобы не показать, что он так уж волнуется. Десять минут неподвижности. Сейчас кто-нибудь сглотнет, и все над ним засмеются: волнуется, как мальчик. Напряжение становится невыносимым! И вдруг – спасение, облегчение, смех – откуда-то сзади доносится громкий храп! Все блаженно расслабляются, скрипят стульями, громко глотают слюну. Магия кино чуть-чуть отпускает, дает передохнуть. Дастин, кажется, приводит-таки Эвелин, но «саспенс», напряженное ожидание, на котором все кино держится, уже позади. «Эка удивил»! – кто-то насмешливо оценивает происходящее на экране. Думаю, для избалованных жизнью посетителей Дома кино происходящее на экране экзотикой не было: то было у нас самое вольное время. И многие смелые замыслы этого направления созревали именно тут, в Доме кино – то была ярмарка искушений. Холеные, томные, многоопытные дамы, которые вполне могли себе позволить и позволяли, молоденькие нимфетки, которые заради успеха шли на все или просто – оттачивали технику! Все побывали тут! Жизнь прошла не мимо… Виртуозы-кинематографисты, овладевшие искусством соблазнения в бесконечных южных киноэкспедициях, где все красавицы города рвались «на пробы», начинали неторопливо, с коньячка… Такого томления в воздухе, как в полутемном баре Дома кино в те годы, не видел я больше нигде и никогда, ни за какой заграницей! Мы явно шли впереди!
Помню – была и моя пора. Какая-то немолодая красавица, разгоряченная алкоголем, однажды кинулась ко мне с признаниями, касающимися моих уже ныне забытых книг. Мы устремились к ней в гости (на чашечку кофе, как это называлось тогда), но в гардеробе она вдруг спохватилась, что забыла сумочку в баре. Когда я поднялся, за нашим столом сидели какие-то люди, слишком элегантные и уверенные даже для самых блистательных представителей кино. И я не ошибся – главным тут был директор мебельного с его поклонниками и поклонницами. Я умело навел мосты (как раз обещал бате помочь с гарнитуром для новой квартиры, тогда это было престижно и сложно). Разговор удачно пошел, но несколько затянулся. В результате моя возмущенная дама поднялась к нам, вырвала из моих рук свою сумочку, о которой я как-то запамятовал, и возмущенно ушла. Пришлось мне продолжить мебельный разговор. Таковы уж были традиции Дома кино – сугубо творческие моменты переплетались тут с деловыми.
