Поцелуй Раскольникова | страница 88



– Но, – сказала Марина, – я не смогу впечатать в таблицы…

– Я знаю, – сказал Касаев.

– Ты забыл сказать

План

1. Марина.

2. ?

3. ?? Измена?

Пирогова – вычеркнуть. У кого из мужиков больше всех на лбу рогов? Всех рогастей Пирогов. Он имеет «пи» рогов (т. е. 3,14). Остальное вычеркнуть.

Итак, шел снег. За окном шел снег. Снег шел. Итак, шел снег.

Не кульминация, а резонанс.

Если длина волны не отвечает параметрам резонатора, в последнем возбуждаются хаотические гармоники.

А ты меня простишь, но не поймешь. Зато простишь легко, как опечатку, как в городе старинную брусчатку, забудешь мой томительный бубнеж. (Куда-нибудь в середину?)

Все мечешься.

Или: Касаев, ты все мечешься? Я мечусь? Вот уж я-то совсем не мечусь.

Диалоги.

– Ты забыл сказать…

– Спасибо.

– Первый раз в первый класс.

– Я даже испугался немного.

– Странно. Я думала, вы с женой…

– Что?

– Без предрассудков.

– Давай не будем о жене.

– Извини, забыла разницу.

Вот и сломалось перо. Жмешь – не выдерживает. Будь порядочным, не фальшивь. Не придуривайся. Никто не верит, что пишу гусиным. Никто не верит.

8

Эта ночь, эта безумная ночь, эта самая моя бестолковая ночь, нелепая до невероятности и невероятная до нелепости, уж просто и не знаю, какая ночь – слов нет – застигла меня в пути.

А дело обстояло так.

Я ехал в электричке, уже проехал Гатчину, времени шел примерно час одиннадцатый.

Я ехал и думал. О чем же я думал? Да все о том и думал. Жаль, думал я, концы не свести с концами (в смысле формотворчества), жаль, все разваливается. А ведь так хорошо начал! Я способствую увеличению энтропии. Надо сосредоточиться.

Конечно, это не столь интересно, о чем именно я думал, но я специально останавливаюсь на деталях, чтобы поправдоподобнее изобразить происшествие, заведомо неправдоподобное… Без подробностей тут не обойтись, и вот еще для убедительности: возвращался я не откуда-нибудь, а со станции Сиверская; там, на Торговой улице, я навестил двоюродного брата моей бывшей… моей бывшей жены и возвратил ему чехол от кинопроектора, но к тому, что случилось, это, по-видимому, никакого отношения не имеет.

И еще кое-что проясняющая подробность: мое настроение. Весь я был такой деятельный, активный, и в то же время сосредоточенный, собранный, самоуглубленный и, что особенно важно, томим предчувствием. Предчувствием сам не знаю чего. Задним-то числом весь психологизм выглядит попроще. Итак, я сосредоточился. На чем? На вполне конкретных вещах: на своих творческих поползновениях и связанных с ними осложнениях, скорее, однако, формалистических, чем драматических. В руках я держал блокнот, рисовал крючочки, то есть думал. Ничего удивительного, в электричках я всегда мудрствую – было бы время и никто б не мешал. Так вот, озадачивало меня, среди прочего, непредвиденное расхождение между героями моих записок и реальными их прототипами. Даже не столько само расхождение (вполне естественное), сколько неспособность автора (моя то есть) подвергнуть его контролю. Реальные прототипы – так их назовем – хорошие, милые, славные люди: он и она, она и он – мои друзья, если на то пошло, пребывают в том возбужденно-радостном состоянии жизнеприятия, которое сами они, ничуть не пугаясь, называют, – а за ними и я грешным делом, – счастьем; но, положа руку на сердце и хорошо подумав, я бы предпочел слово «благополучие», мы все «благополучные», – я-то скептик, положим, человек предубежденный, более того, имеющий свой какой-никакой интерес (допустим), предпочел бы слово «благополучие» слову «счастье», да только их мое мнение не волнует!