Поцелуй Раскольникова | страница 81



– Пожалуй, чудо, – согласился я недоверчиво.

Между тем рабочий день подходил к концу. Мы вместе вышли на улицу. Он все еще рассказывал мне про этот антропный принцип, а когда закончил, стал я витийствовать. Писать надо так и так. Больше парадоксальности и смелее, и чтобы был элемент игры – это обязательно.

Мы прошли одну остановку. Около входа в метро его ждала – он сказал:

– Оля,

познакомьтесь,

моя жена.

А мы, кажется, знакомы, хотел сказать я, а может быть, и сказал, не помню. Помню, что сердце мое сильно забилось.

Пожалуй, поставлю-ка я здесь отточие:

........................................

Обозначает оно не столько пропуск событий, сколько растерянность автора перед необходимостью что-то рассказывать. О чем рассказывать, когда ничего не случилось; или лучше так: когда что-то случилось, но это «что-то» находится вне событийного ряда.

Грипп не задел. Дрожжи перестали быть дефицитом. Выступил на профсоюзном собрании с зажигательной речью: как мы живем, товарищи, как работаем? Купил новый дипломат… Не то, не то, не то. У тебя, говорят сослуживцы, чертики в глазах прыгают, – вот, что главное: чертики скачут! Мир стал рельефнее. Идешь по улице и замечаешь: рельефнее, не нарисованное, не из картона сделаннее. Батюшки родные, да уж не в оптимисты ли ты записался? Брось, говорю, какой ты оптимист, ты пессимист окаянный (да-да!), пессимист окаянный!..

Так вот и получилось (как-то). Познакомились – подружились. Мы обнаружили духовное, – сразу так уж и духовное? А почему бы и не духовное? – обнаружили духовное родство.

Иными словами, я сублимировал. Я сублимировал, и эта сублимация становилась объектом художественного осмысления. Лжесублимация.

Ну вот, корифеи психоанализа.

Что «вот»?

Ничего. Все в порядке. Дальше.

Дальше возвращаюсь к идее отточия. Если бы я писал киносценарий, то в этом месте дал бы ряд эпизодов. Один за другим, и все мельком.

Зима. Снег, улыбки. Мы втроем на льду Финского залива среди рыбаков-подледников.

Мы в тире (похоже на ретро). Он убивает волка. Я раскалываю орех. Оля выбирает цель, заранее щуря левый глаз.

На вечере молодых поэтов в ДК пищевиков. Молодой поэт размахивает руками.

«Ты ни горяч, ни холоден: Устало глядишь на мир со стороны, а стало быть, терпелив. Хаос души сокрыт от взгляда постороннего. Отчасти ты жить умеешь. Ты умен. Ты счастлив? Ты не горяч, не холоден. Ты сыт…»

Прыгает каскадер с подножки мчащегося поезда. Посмотри, Оля, как весь изогнулся (замедленная съемка. Сидим в кино). Сейчас он сгруппируется – медленно, как в дурном сне, – и покатится, покатится вниз по насыпи, мастер эффектных падений.