Литературная Газета, 6598 (№ 20/2017) | страница 36



Однажды гуру решил разъяснить публике феномен пошлости. Вышло примерно так: демонстративное привлечение внимания с целью повысить собственную значимость. Ну что тут добавить – сам сказал. Разве что из того же Набокова. В эссе «Пошляки и пошлость» классик говорит о ложной, поддельной значительности. Можно ещё добавить: банальность, выдаваемая за откровение, нарочитое оригинальничанье, претенциозность, самовлюблённая некритичность. Стремление казаться, но не быть тем, кем хочешь казаться. Вот послушайте: «…скольким я на самом деле перешёл дорогу. Сколько народу, слушая иногда меня, потеряло ту самую позитивную идентификацию, и как им после этого сразу же стало трудно считать себя уж такими умными».

Осталось только, как и кинобармалею, закричать: «Я – гениальный!». «Айболита» гуру, естественно, смотрел.


Пощёчина наоборот

Демонстрационное всезнайство и демонстрационный нигилизм – две обязательные стороны пошлости. В безаппеляционности и дешёвом эпатаже всегда есть её паточный привкус. «Сегодня у меня стойкое и непобедимое отвращение к художественной литературе», – говорит нигилист. И в подтверждение называет «Анну Каренину» совершенно пустым и ненужным произведением, «Войну и мир» – «нафталиновой бессмыслицей», Достоевского – вдохновителем мракобесия и русского нацизма. Духовность – мерзостью, которая воняет. Библию – «бессмысленной, злобной книгой, пригодной только как учебник экстремизма». Из всех библиотек он предпочитает библиотеку экспериментальной медицины, поскольку ни во что не верит, кроме эксперимента, а «фальшивому пафосу всяких там Роденов» предпочитает «Ждуна», которому верит. Он набрасывается на «прусскую систему образования», принятую, по его мнению, в России, на том основании, что она выращивает солдат и скот на потребу государству, нисколько не задумываясь, что именно эта система взрастила не только Гёте–Шиллеров, но и столь любезных его сердцу немецких химиков, физиков, медиков – лауреатов Нобелевской премии. Так что же ему потребно? «Ланкастерские взаимные обучения»? Или, может быть, английские «закрытые школы», в которых наш дембельский беспредел покажется лёгкой забавой? Или католические школы времён Грэма Грина, взращивавших падре-педофилов?

В своих эфирах он также без счёта сыплет именами. Тут и Хокинг, и Уоллес, и Бёрден, и Бернал, и Холдейн, и Джонсон. Кого только нет. К какой аудитории он, собственно, обращается? А ни к какой. Просто «демонстративное повышение собственной значимости»!