— Взять, к примеру, офицеров. Боялись они нас и гнушались нами. Ну, не все, конечно, встречались и хорошие, но редко. А вообще, ненавидели мы их. Иному стервецу и пулю в спину пошлет, бывало, неизвестно кто во время атаки. Теперь совсем другое дело. Видали нашего ротного? Хоть и молод — двадцать один год, — а рассудительный, дисциплину требует. Зато к солдатам уважительный, не уснет, ежели в роту пища запоздает. В бою смелый, горячий, сдерживать приходится.
Сидевший перед нами на корточках боец улыбнулся, — видимо, вспомнил что-то:
— А ты, Максимов, расскажи, как он сегодня утром кричал на тебя.
— Так это сгоряча, — усмехнувшись, сказал сержант. — На рассвете он уснул, и вижу, никак согреться не может под коротким полушубком. Ну, я снял свой и накрыл его, а сам лег промежду солдат. Просыпаюсь, а он кричит: «Что за безобразие! Маленький я, что ли? Чей это полушубок?» А как дознался, так и начал меня пушить. — Сержант покрутил головой, глубоко затянулся. — Что и говорить, другие стали командиры, свои, можно сказать. Я вот нашего ротного за сына родного считаю.
Сержант затянулся еще несколько раз и, бросив наземь цигарку, притоптал ее.
— А взять дисциплину, порядок. Вот воюем мы, почитай, уже три года. Не буду греха таить — плохо у нас в этих смыслах получилось вначале, в сорок первом. А после с каждым годом все лучше. Я шесть месяцев пролежал в госпитале. Вернулся — прямо-таки не узнал ни полка своего, ни дивизии. Мы, конечно, не гвардейцы, а такой крепкой дивизии, как наша, не было во всей царской армии.
У нас в роте в первую мировую на двести солдат двое грамотных считалось, в очередь перед ними становились, кому прочесть письмо, кому написать. А теперь что деется? Что все грамотные, так этим никого не удивишь. А вон завелись и писатели свои, и поэты, и даже музыканты…
Максимов совсем расчувствовался и собирался еще попотчевать нас рассказами о былом и настоящем, но времени у нас не было. Пожелав бойцам доброго здоровья, удачи в бою, мы отправились дальше.
В этой же дивизии, около солдатской землянки, мне довелось услышать и другой интересный рассказ бывалого сержанта. Коренастый, небольшого роста, пожилой фронтовик вел речь о партизанском отряде Федоренко.
— Храбрости он непомерной, — говорил бывалый воин своим товарищам по оружию. — Силищей его бог тоже не обидел. Однажды командир обратился к своим партизанам с таким вопросом: «Как же мы с вами отметим славную годовщину Октября?» Много было всяких предложений, но в конце концов порешили провести митинги в оккупированных деревнях.
