Ужас и непонятно откуда взявшийся восторг вдруг охватили Родина: «Так вот что нашел в ней Вильгельм!»
Валькирия, уцепив его за ногу, подтянула к себе, обхватила за туловище и подняла на уровень лица. Бешеные, в красных прожилках глаза посмотрели внутрь перепуганного Енюши Родина.
«Руки-ноги захватили – башкой бодайся», – вдруг отчетливо прозвучала в голове неторопливая присказка деда.
«Это шанс», – мелькнула спасительная мысль, и он, откинувшись назад, ударил Регинлейв лбом в переносицу, а когда она от боли отвернулась – нанес удар в висок. В глазах его потемнело, и он потерял сознание, рухнув на пол вместе с великаншей.
Очнулся Георгий от того, что Очеретина трясла его и била по щекам ладонью. Под ее левым глазом краснела ссадина, волосы спутались, как у горгоны Медузы:
– Уходим, Родин, быстро уходим!
Ночная свежесть, словно из ушата, охладила разгоряченные от драки молодые тела. Они спешно удалялись от злополучного дома. Внутри борделя что-то происходило: шевелились шторы, из окна выглянула хозяйка, к выходу подъехал извозчик. Какой-то старик, возможно посетитель, испуганно озираясь, выскочил из дверей и, придерживая шляпу, заскочил на подножку.
– Кажется, нам сегодня не повезло, – задыхаясь, сообщила Очеретина.
– По мне, так очень даже повезло. Я же говорил, что из меня поэт не получится! А вы… – Родин ощупывал крупную шишку на затылке.
– Это позорный провал, – простонала Мария, не слушая его.
Родин не слышал ее ответа, а думал о драке.
Раньше он только один раз видел, как дерутся женщины, – когда в Старокузнецке сцепились две торговки. Стычка началась с боевых криков, а закончилась визгом, круговертью сцепленных тел и летевшими в разные стороны клочками выдранных волос, которые ветер после долго катал по рыночной площади. Ужас! Он покосился на Марию – она насупленно молчала, на ходу поправляя растрепанные волосы. Периодически девушка вытягивала вырванную прядку и со вздохом бросала ее на землю. Ему стало жалко ее, и он взял Марию под локоток, нежнее, чем перед борделем, и она покорно пошла с ним рядом, свободной рукой продолжая вытаскивать героически погибшие волоски.
Парк был заброшен уже несколько лет – дорожки заросли, вокруг лавочек раскинулся разлапистый лопух, в ветках запутались обрывки газет, под ногами хлюпали какие-то гнилые тряпки и хрустели осколки бутылок.
Георгий с Марией, не останавливаясь, пробежали несколько аллей, прорвались сквозь колючий кустарник – это стоило им порванной одежды и нескольких дополнительных царапин – и наконец остановились в самом темном углу парка, тяжело дыша и прислушиваясь, нет ли погони.
