– Только когда меня вынуждают.
Провожу пальцем по вене на его запястье:
– И музыкальное продюсирование тоже не твое? Генри любил бы тебя вечно.
Он улыбается:
– Было бы весело, но, чтобы продюсировать музыкантов, нужны деньги. Но, по моему совершенно дилетантскому мнению, «Красти Тодс» очень хороши. У них все получится… Мы можем обсудить с ними логотип? Кто его придумал?
– Серьезно, он ужасен. Но может, он так ужасен, что это и хорошо?
Ксандер сжимает губы.
– Не знаю.
– Ладно, никакого продюсирования. Значит, переходим к еде. Тебе это нравится.
– Нравится.
– Ты разозлишься, если я кое-что скажу?
– С чего мне злиться?
– С того, что тебе не захочется это слышать.
Он вздыхает:
– Хорошо, говори.
– Мне кажется, твой отец прав насчет тебя. Думаю, что ты многогранен. И способен одновременно решать много проблем. К тому же ты чертовски обаятелен. Может, именно отели – твое будущее. Тебе это подходит. – Я задерживаю дыхание, ожидая, что он начнет защищаться, скажет, что я не знаю его так хорошо, как он знает меня.
Его плечи поднимаются и опускаются.
– Ты права, мне не хотелось это слышать.
– Извини.
– Но может, ты и права. Я думаю об отеле больше, чем человек, которому должно быть все равно.
– Кайман.
Я поворачиваю голову на голос и сразу подскакиваю, понимая, что это врач.
– Да? Как она?
– Все прошло хорошо. Как я и предполагал, у нее кровоточащая язва желудка.
– Что это значит? Звучит серьезно.
– Так и есть. И хорошо, что мы ее диагностировали сейчас. Это излечимо, но на восстановление потребуется некоторое время. И стресс ей категорически противопоказан.
– Определенно. – Ей точно нужно отдохнуть от магазина кукол. Перевожу дыхание. – Можно ее увидеть?
– Да. Она спрашивала о вас, когда пришла в себя.
Врач поворачивается, и я следую за ним, но оглядываюсь назад, когда замечаю, что Ксандер не двигается с места.
– Я подожду здесь, – говорит он. – Передам всё твоим бабушке с дедушкой, когда они вернутся.
– Нет. Пожалуйста, пойдем со мной. Мама захочет тебя увидеть.
Я рассказала ей, что произошло между мной и Ксандером на вечере, и мама расстроилась больше, чем человек, которому не нравится Ксандер. Тогда я не могла сказать ничего, чтобы успокоить ее, но теперь, когда мы вместе, надеюсь, она обрадуется.
– Кайман, я буду в порядке.
Возвращаюсь, беру его за руку и тащу за собой:
– Дело не в тебе.
Он смеется.
* * *
Я захожу в палату одна, оставив Ксандера в коридоре. Мама протягивает мне руку, и я присаживаюсь у ее койки.
