Этот маленький город русыми косами
лег на темную воду, а лицо стёсано
вместе с именем, весь у края России.
Двое здесь их: ворон из Абиссинии
и человек, которого звали Иммануил.
Ворон, ростом с ребенка, стоял, долбил
пупсика, он взвизгивал, ворон вздыхал,
череп Иммануила в гробнице своей лежал
на боку, смотрел на кости – вроде бы все.
Когда-то он на этих ногах ровно в семь
ходил на прогулку, и горожане свои часы
по нему сверяли, покачивался, как сын
чистого разума и нравственной невралгии.
Небо в этом городе жило лишь благими
намереньями, а не звездами или синью.
Чередовал вздохи с грудной икотою абиссинец,
Зоб его бирюзов, сам черен, а рог сломан,
землю сжимал в горсти, как я – слово.
Так мы с ним говорили, оба прильнув к сетке,
солнце висело над нами на нижней ветке.
Горькое говорили. Собирая последние вещи
взглядом. Мир минус небо женщин
строил Иммануил. Видимо, для острастки
