По клетке, шкафами задвинутой,
Где книги в пыли вековой,
Взъерошенный, всеми покинутый,
Он бегает вниз головой.
Чудак с потускневшими перьями!
Чудит, а под веками – грусть.
Язык истреблённого племени
Он знает почти наизусть.
Язык, за которым учёные
Спускаются в недра веков,
Где спят города, занесённые
Золой раскалённых песков…
Язык, что плетьми виноградными
Петляет по плитам гробниц
И хвостиками непонятными
Виляет с разбитых таблиц.
Прекрасный язык – но забылся он,
Забылся, навеки уснув.
Огромный – но весь поместился он,
Как семечко, в маленький клюв.
Привык попугай разбазаривать
Бесценную ношу в тоске,
С собою самим разговаривать
На умершем языке,
В кольце кувыркаться стремительно,
Вниманья не видя ни в ком,
И сверху глядеть
Снисходительно,
Когда назовут дураком.
1960
