Мой караван. Избранные стихотворения (сборник) | страница 20



Кто – напрягая лоб, кто – в духе скверной
                                    шутки,
Кто – как с пастушкой, нежно дующей
                                 в свирель,
Кто – как с пророчицей, помешанной
                              в рассудке,
Кто – как с царицею, кто – как с рабой своей…
К ней пожинать плоды снисходят Христа
                                    ради,
Устроить «гений» свой, свой бизнес, петь,
                                 порхать…
Но редкому придёт простая мысль… пахать
На земледельчества неслыханной громаде!
(Покличь сердешного, – его и не слыхать!)
Так, стало быть, он гость? Тогда… какого сорта
Цель высмотрел пострел в столь бедственном
                                    краю?
Послушай, это мысль! – Ты узнаешь Лефорта?
Нет. И его не узнаю.
Лефорт – Кот в сапогах, маркизу Карабасу
Несущий к Рождеству игрушек ярких массу.
Метущий, кланяясь, пером нашляпным пол…
А этот не привнёс, как говорит проверка,
В морозный зимний мрак ни искры фейерверка
И пёрышком в сенцах ни разу не подмёл.
Не внёс ведь ни-че-го!
Ни в и́збу – крошки ситной,
Ни новой чёрточки в Руси вид самобытный.
Так, может быть, хоть гнев? Быть может,
                                 разъярясь
На нашу «нищету, невежественность, грязь»,
Хоть дверью хлопнул бы, и вспыльчив
                              и не мирен,
Негодованием высоким трепеща?
Но… слитком золота изрядным оттопырен –
Как раз при выходе – был край его плаща!
Вот наши судьи кто!
Вот наши кто эзопы!
Их рвенье – в грязь втоптать Руси святые
                                 тропы,
Её Историю навыворот прочесть,
С насмешкой приписать ей славу всей
                                 Европы,
Чтоб тем ловчей отнять ту, что и вправду есть!
А есть немалая!
Свой – богатырский, детский,
Благочестивый жар, свой гений есть у ней!
Что толку ей лубок приписывать немецкий
И псевдоавторство над лавкой мелочей?
Прочь, лесть безмерная!
Прочь, преувеличенье
Вещей, действительно имеющих значенье!
Льстец мало что лукав,
Льстец – нагл! За ним разбой и превышенье
                                    прав.
Нагл баснословный царь, велевший море
                                    высечь,
Но тот наглей, кто льстит волнам; кто
                                    осмеять
Их тщится… И мудрит, стремясь
                              преувеличить
То, что и так нельзя объять.
1970‑е гг.

Народ

И снова Русь изнемогла под ношей.
У новеньких историков, однако,
Бирон «хороший» и Гапон «хороший»,
Харон – «хороший»… Только русич – «бяка».