Экстерриториальность | страница 19
воющим на снегу.
«Когда мир состоял из бабочек…»
Когда мир состоял из бабочек
и кроил наряды из них,
этих нервных, бессильных дамочек
для набивки ситца казнив,
то-то праздничка было, счастьица
в карнавальной толкучке дней!
Вещь равнялась названью. Случавшееся
не отбрасывало теней.
А как взялся сметывать петельки
снегопадов в тусклую шаль,
дни-скупцы поплелись, дни-скептики,
зябко стало, и жизни жаль.
Но душа, как куколка зимняя,
для того под своды и шла,
чтоб кайма фиолетово-синяя
охватила просверк крыла.
Этим обжигом нежным траура,
в антрацит запекшим края,
пестроту психея задраила
и безвкусицу бытия
и, продрав паутину коконов,
потащила липучий шлейф
притираний, ресниц и локонов
на поверхность – и стала эльф.
Что спаслась, что оттуда выбралась,
поздравляю. Что плевы – медь
оказалась слабей. Что, выбросов
просто так не делая, смерть
сбой дала. Что с уродством справилась
червяным ты. Что вновь жива. —
Славься, о Ахеронтия Атропос,
бражник «мертвая голова»!
«На хлеб размером с ладонь – талон…»
На хлеб размером с ладонь – талон
размером с ноготь. Чтоб в людоедство
не впасть, обеденный – стал столом
прозекторским. Я это помню. Детство.
Окраине города парковый лоск
могильная придавала ограда,
и трупом торчал из сугробов Свердловск
с подвязанной челюстью Ленинграда.
Я жил у кладбища. Похорон
хватало. Никто не считал подводы
со жмуриками. Отлов ворон
устойчивым промыслом был в те годы.
И как тошнотворно выглядел гроб
в фестонах. Где пункт назначения свалка
для тел, не заметить мог только жлоб
дешевку курятничью катафалка.
И жизнь прошла. И что объявлю?
Что не война причина, не голод
сведéнья крови к ничто, к нулю.
А что какой ни цветущий город
Эдем, нас пускают туда на постой
в барак. В торжество параши над чашей.
В победу уродства над красотой.
Над красотой твоей. Вечной. Нашей.
Экстерриториальность
Когда пол поет, и на деке стен
выступает мед, и вонзен в арбуз
дикой плевры нож, и вспухает тэн-н
тетивы – это джаз, и конкретно блюз.
Вно-, вно-, снова, вновь, еще раз, опять
посе-, посе-, -щаю, и – тил, и – щу
птичью квинту, родного края пядь,
подбираясь к брустверу по плющу.
Я вернулся в мой город, мой форт, мой нерв,
мне до гнезд знакомый, из глин и слюн
местных слепленный и внесенный в герб
золотой коронкой в соломе струн.
Вновь я то посетил, возвратился туда,
где, клянусь, не бывал, отродясь не бывал,
разве только яйцом, из перин гнезда
в бездну сброшенным, в тремоло, в свинг цимбал.
Что пульсирую, я не знал того,
как сцепившийся с кварцем железный шпат,
Книги, похожие на Экстерриториальность