И она протягивает руки, словно обращается с мольбой ко всему двору.
Иоланда, до глубины души тронутая ее словами, ждет реакции короля. Но сердце ее сжимается, когда она видит, что тот, по своему обыкновению, снова витает мыслями где-то далеко. Иоланда знает, что король любил брата, и все же на его лице не промелькнуло никаких чувств. Он вообще понял, что случилось? Он помнит, кто такая Валентина?
– Мой юный сын, ваш племянник, – восклицает Валентина, и Иоланда слышит, как в ее голосе нарастает отчаяние, – лишился любящего отца, который провел бы его по лабиринтам этого зловещего двора, этой страны, раздираемой распрями. Я знаю, сир, и вы знаете, кто стоит за этим убийством. Молю вас, отомстите за моего мужа! – кричит она, вновь поворачиваясь к придворным. Но Карл VI просто поднимает ее с колен и заключает в объятия. Всего лишь дружеский жест – и ни слова о возмездии Жану Бесстрашному.
Иоланда не может винить короля: он снова не в себе. Но, к ее стыду и гневу, никто из королевских герцогов, даже ее собственный муж, ни сказал ни слова в поддержку Валентины. «Они боятся, – думает Иоланда, – боятся своего мятежного кузена из Бургундии». Каждый из них знает, что Жан, пусть даже изгнанный, вполне способен оказать поддержку Англии, которая ждет возможности начать новое вторжение.
«Как это типично для мужчин – выбирать меньшее из двух зол!» – думает она по дороге домой. Внутри у нее все клокочет. Может, это и более мудрый выбор, но она при мысли об этом кипит от злости.
Позже, исполненная разочарования и боли, она отваживается поделиться своим огорчением с Людовиком.
– Любимый мой муж, разве Валентина сегодня не проявила смелость перед лицом короля и придворных? Как думаете, Карл понял, что произошло, или просто попытался утешить скорбящую вдову? Почему никто из вас не поддержал ее мольбу о возмездии? Неужели только женщины мечтают отомстить за убитых мужей? Вам не кажется, что вашего кузена Жана Бургундского надо арестовать – или как минимум допросить? – с опаской спрашивает она.
– Мадам, – отвечает он (плохой знак!), – это дела моей семьи.
– Милорд, – отзывается она, уязвленная, – я что, больше не член вашей семьи? Мне нельзя иметь свое мнение о том, что в ней происходит?
Людовик ничего не говорит – только бросает на нее леденящий взгляд голубых глаз и выходит из комнаты. У Иоланды так часто бьется сердце, что ей приходится сесть. Она чувствует, что ей больше не купаться в лучах его одобрения. И что Людовик не пойдет против своего подлого кузена.
