Я помню Москву военной поры,
В осенние дни сорок первого года.
Притихли дома, опустели дворы,
На улицах в центре не видно народа.
Редки машины, мелькнут там и тут
И быстро проедут, зато посредине
Степенно и важно за канаты везут
Аэростат – как он нужен отныне.
Полоской бумажной заклеены окна
Крест-накрест повсюду – зачем, почему?
А чтобы скрепить осколки и стёкла
И не было раны от них никому.
Затемнение вечером, свет отключён,
Занавески все плотно закрыты.
Фитилек керосиновой лампы и он,
Чтобы не был заметным, открытым.
А красное небо пылает в ночи
От зарева дальних пожарищ.
Мы молча сидим у огарка свечи,
Она друг нам сейчас и товарищ.
Бабушка шьет, как всегда, ей не спится.
Машинка стучит в тишине.
На материю ровно строчка ложится,
Гимнастерка готова к войне.
Чуть расцвело, и сирена завыла.
Репродуктор повсюду включён.
Снова налёт, снова тёмная сила
Рвется на наш небосклон.
Скорее одеться, собраться, уйти —
Звук устрашающий режет нутро.
Меня за руку держат, мне нет и пяти,
Мы бежим по Садовой к метро.
Маяковская станция – какие слова!
Мы спускаемся вниз, что я вижу:
Кажется, здесь собралась вся Москва,
Но радости я не предвижу.
Всё обито щитами, фанерой, доской,
О поездах нет помину.
Лавки, кровати, скамьи вразнобой.
Море людей, они дышат вам в спину.
Кашель надрывный, крики детей,
Какая уж тут тишина!
Мы место нашли, заснуть бы скорей,
Что делать, – война есть война.
