Миф о женщине | страница 66
Ключ, а за ним —
Мотивы дорог.
Звонких созвездий пал крест
На перехлёсты ветров.
Душу тревожит оркестр
Рельсов и струн-проводов.
Стрелки часов,
Стрелки дорог,
Дуги ключей.
Что-то из снов
Он не сберёг —
Сон был ничей.
Даже смешно:
Грусть, а не злость,
Тяжесть оков.
Что-то прошло,
Что-то сбылось,
Но не любовь.
Свет сквозь очки
Дымчатых туч
Часами гоним.
Душу в клочки
Рвёт низкий ключ
И всё, что за ним.
Травы – постель,
Отдых любой
Необходим…
И вот теперь
С гордой судьбой
Один на один.
Бродяга
А для поэта гитара – подруга,
А поэту ни к чему календарь.
Скоро взвоет январская вьюга,
Скоро он снова двинется вдаль.
А вокзал снова гулок и жалок.
И для тех, кто пока не поймёт,
Он споёт, как она уезжала,
Гриф, как душу босую сожмёт.
Ну вот и всё, бродяга,
Вдали закат краснеет.
Пьянила ветра брага,
А память лишь яснее,
И ни мгновенья за год
О том, что было с нею,
Он не забыл, бродяга,
И позабыть не смеет.
Нависло небо десантным беретом,
Скользя по рельсов стальных полотну.
Бредёт вдоль них с несчастливым билетом,
По струнам бритвой года полоснут.
Звучит под тяжестью локомотива
На струнах-рельсах былая печаль.
Пел от души, но струны не хватило —
Оборвалась после слова «Прощай».
Другой вокзал, снова струны упруго
Сейчас затронет он наверняка,
Ведь для поэта гитара – подруга,
Другая быть с ним не может никак.
И неудача, меж троп она волком
За ним идёт, не теряя следы,
За ним шагает всю жизнь по наводкам
Коварной дамы, беспутной судьбы.
Лабух
Горизонта кромка,
Поздняя пора.
Он вошёл негромко
В местный ресторан.
И на струны липко
Жизнь вместилась вся,
Застонала скрипка,
Вечер начался.
Зазвенели монетами ноты
На руках его старых и слабых.
Он обычный бродяга всего-то —
Кочевой и талантливый лабух.
Тут в хмельном угаре
Денежки текут,
А в репертуаре
Есть на всякий вкус.
Тонкими смычками
Вечер в такт скрипит.
Вот бы их с мечтами
Музыкой скрепить!
Сколько раз он играл так по барам,
В ресторанах и в клубах и в пабах.
Не разжился он только наваром,
Он бродяга, кочевник и лабух.
Кто-то ещё хочет,
Он всё отыграл,
В старенький чехольчик
Скрипку убирал.
Скрипка, да котомка,
Ноты старых ран.
Вновь войдёт негромко
В новый ресторан.
Что на свете дороже, чем воля?
Сам себе и судья он, и сам бог.
И, сжимая вновь струны до боли,
Отдавал себя музыке лабух.
Мой костёр
Что-то опять затревожило
Душу без повода вдруг.
Сонным теплом отгорожена
Комната эта от вьюг.
С треском дровишек берёзовых
Борется вьюга, гудит.
Наперерез ей не проза – стих
Вырвался сам из груди.
Где-то костёр мой погас давно,
Годы сгорели, и вот