Золотые колосья | страница 12



Да ведро то держал в руке…
Нашел, говорит, близ речки,
А сына своего не нашел…
И глаза наполнились вечной,
Печалью, и скорбью притом.
Погода хрипела и кашляла,
Да холод пробирал до костей,
Не знаю, забрал ли Бог младшего,
Младшего из всех сыновей…

Здравствуй, друг мой с Окраины

Здравствуй, друг мой с Окраины,
Прохудилась у Вас слышал земля,
И как сено на площади брошены,
А на шее у всех петля…
Так зимою что толку биться,
За богатый погибать урожай?
Чему было суждено уродиться,
То на площади и пожинай.
Не смотри на соседей – не лучше,
Им живется в наш нищий век,
Слухи, что соседу все легче,
А на деле, он как ты – человек.
Ты к себе привлекаешь внимание,
А на нашей земле хоть мороз,
И устали не меньше вашего,
Только стоит ли… – вот в чем вопрос!
Я открыто сказать не сумею,
Говорю как есть, не тая,
Друг мой, тяжело – я верю!
Только побереги себя.

Рви сердца моим именем в клочья

Рви сердца моим именем в клочья,
В вековых, заключенный, цепях,
Одинокой душе твоей волчьей,
Быть растерзанной на площадях.
Когда в небе застывший месяц,
На тебя посмотрит с тоской,
Ты в глаза ему весело смейся,
Или по-волчьи вой.
Бей моим именем, бей,
И рукой прикасайся к ночи,
Словно ее касается зверь,
Рви сердца моим именем в клочья.

Насладись небо громом и ливнем

Насладись небо громом и ливнем,
Летний зной осушил все вокруг,
До безмолвия под осиною,
Мокнет старый отцовский плуг.
Бесконечные грома раскаты,
Под них так хорошо засыпать,
Да запах дождя и мяты,
От чего так легко дышать.
Черная пелена ночная,
Заволокла всю небесную высь,
Эх природа! Моя родная,
Не сердись ты на нас, не сердись.
Перезвонами капель хрустальных,
Ороси деревни луга,
И словно в стихах моих ранних,
Перечеркнутой станет строка.

Мне бы теперь устоять

Мне бы теперь устоять,
Да мне бы твои позиции,
Перестать, наконец, молчать,
Вступить в ряды оппозиции!
За погибшее сострадание,
Да за мыслей своих цинизм,
И наверное в свое оправдание
Бойкотирую свой эгоизм!
Мне б себя разучиться прощать,
Да лицемерие по углам,
Соберу и на все плевать,
Соберу, и ко всем чертям!

Не осталось на дне бутылки

Не осталось на дне бутылки,
Ни свободы, ни души моей,
А ведь был я когда-то пылким,
А ведь был я когда-то смелей.
Это сейчас все мои ошибки,
Можно прочесть на лице,
Под звуки гармони и скрипки,
На меня направят прицел.
А в доме моем у калитки,
Как и раньше, завоет метель,
Не снимая пестрой накидки,
Промелькнет знакомая тень.

В разговоре он не отводил глаза

В разговоре он не отводил глаза,
Ходил чинно, всегда строго одет,