— Здесь повелеваю я.
Признаться, мне стало жутко в этот момент, глядя на могучего воина в сияющих латах, но по-прежнему спокойно стоял перед ним Учитель, смиренно сложив руки на посохе. Лишь ярче вспыхнули глаза угрожающим тайным огнем. Я впервые видел отблеск гнева на лице дваждырожденного и устрашился. В деревне риши просто поглядел на кшатрия, и тот лишился жизни. Этот рассказ брата Нанди я хорошо помнил. Думаю, что и радже об этом чуде уже поведали. Поэтому он держался крайне осторожно.
— Мы, повелители полей брахмы, — громко и внятно сказал риши, — не подчиняемся никому. Наша сила проникает всюду, и ни щитом, ни молитвой не спасешься от нее. Приведи хоть тысячи воинов под стены ашрама, и все равно от невидимой стрелы падешь именно ты.
Могу поклясться, что на лицах воинов, окружающих раджу, я ясно увидел облегчение. Думаю, что они до этого опасались, как бы раджа не захотел испытать способности риши на ком-нибудь из них.
Зато сам раджа перестал спесиво кривить рот, а посмотрел прямо в глаза риши с некоторым недоумением. Но гордость еще могла толкнуть его на безумный шаг. Я буквально увидел, на какой тонкой нити висят наши жизни.
Учитель улыбнулся одними глазами и жестом руки пригласил раджу сесть на циновку, которую торопливо вынес один из слуг ашрама.
— Оставьте нам жизнь, о повелитель людей, — неожиданно смиренно сказал Учитель.
И раджа сразу овладел собой. К нему вернулась уверенность, а заодно и благодушное настроение. Это я тоже ощутил так же ясно, как перемену ветра. Он уселся на циновку, скрестив ноги, и кивнул головой.
— Ладно, забирайте кшатрия, нарушившего дхарму. Нам он противен. Владейте теперь его жизнью, но уходите с моих земель вы и ваши ученики.
Учитель ответил низким поклоном. Правда, мне на мгновение показалось, что он как бы нисходит к низко сидящему радже для того, чтобы лучше слышать его слова.
— Укажи мне область, полностью подчиненную твоей воле, и мы уйдем из нее, — смиренно сказал Учитель.
— Всем известны мои земли, мои деревни, — сказал раджа и вдруг, посмотрев в глаза, полные понимания и сочувствия, помедлил, задумавшись, может быть, впервые в своей жизни. — Но деревни бунтуют… Воины, — он оглянулся на телохранителей и красноречиво пожал плечами, — они служат за золото и, как я вижу, могут предать. Семья?… Боюсь, в унаследованной от отца земле не найдется и клочка, полностью подвластного моей воле…
Раджа поднялся с циновки и с презрительной улыбкой оглядел землю, которая простиралась под его ногами.
