Девушки танцевали — взявшись за руки, быстро шли по кругу, одновременно вскидывали руки, прогибались в талии и пели, все время пели, почти не раскрывая рта. Бой барабанчика, который держала одна из танцующих, стал все учащаться, все быстрее двигались босые ноги, изрезанные о сухую траву. Дыхание танцующих стало прерывистым, хриплым, по лицам текли капли пота, зрачки закатывались в трансе. Среди танцующих я увидел Нандини. Ее глаза сияли потусторонним страшным огнем безумства, губы покраснели, как от жарких поцелуев. Одна из девушек, не прекращая танца, сорвала с себя покрывало и, отбросив его в сторону, стала извиваться, как змея в любовном экстазе. Ее примеру последовали другие, в том числе и Нанди. Я впервые увидел ее крепкое тело — бедра, налитые женской силой, руки, вьющиеся змеями. Капли пота выступили в темно-коричневой ложбинке между зрелых грудей с задранными вверх сиреневыми сосками. Что-то тревожное, противоестественное было в этом танце любви, лишенном радости, больше похожем на человеческое жертвоприношение. Я чуть не вскрикнул, когда у Нанди подкосились ноги, и она упала голой спиной в колючую траву так, словно это было ложе из лепестков жасмина. Но она, кажется не почувствовала боли, потому что продолжала извиваться на земле, запрокидывая голову, словно в любовном томлении, прогибалась в талии и бесстыдно раздвигала ноги. Треугольник тени под нежной округлостью живота хищно кидался то вниз, то вверх.
Рядом с ней одна за другой простерлись в пыли другие девушки с оскаленными в страсти зубами и разметавшимися прядями волос. Я больше не мог смотреть на этот грубый, почти первобытный обряд, давно забытый в моей деревне и бесшумно повернул назад в чащу. Я понял, кому отдавались в страсти эти девушки, чью любовь призывали. Бог Индра — повелитель грозы и небесного огня должен был возгореться страстью при виде обнаженных девственных тел и пролить животворный дождь на иссохшуюся землю. Подобные обряды значат только одно: засуха стала нестерпимой и, если не помогут танцы, то последует кровавое жертвоприношение. Эхо барабанчика слилось с ударами сердца, заглушив все остальные звуки. В ноздрях стоял невесть откуда взявшийся запах крови. Страшные неявные предчувствия теснились в сознании до тех пор, пока оно само тихо и незаметно не пролилось из тела в манящий сумрак джунглей.
Меня нашли под вечер те самые девушки, которые исполняли ритуальный танец заклинания дождя. Нанди вместе с подругами привела меня в чувство, отвела податливого и неуклюжего, как щенка, в мою хижину и даже привела с собой какого-то крестьянина, знакомого с искусством врачевания. Он дал мне пожевать пряные зерна, а потом, насыпав на ладонь какого-то желтого порошка, вдул мне его поочередно в обе ноздри. После чего я чуть не расстался с жизнью от беспрерывного чихания. Но надо признать, что в голове у меня окончательно прояснилось, и я даже смог выпить кувшин молока, который держала наготове Нанди. Пока я смиренно лежал на циновках, девушка подмела мою хижину, залила свежего масла в светильник и сложила рядом с очагом охапку сухого хвороста. Я отстраненно следил за Нанди, хлопотавшей по дому, и думал, чем же все это кончится. Сомасундарам отпускал дочь беспрепятственно, считая, что молодой девушке в самом начале жизненного пути полезно поучиться у брахмана, стойкого в обетах, обуздывающего чувства постом и постоянными упражнениями. Хорошо, что он не догадывался, какая истинная причина заставляет его дочь проделывать такой длинный путь по обожженной солнцем тропинке к лесной хижине отшельника.
