Наша с Элен очередь подошла ближе к вечеру. Я заранее предполагал, что мне придется вести машину, поэтому накануне постарался запомнить маршрут, чтобы доехать до больницы без ошибок и проволочек. Я мало чем мог помочь, поэтому считал делом чести быть хотя бы хорошим водителем. Мы вошли через знакомые двустворчатые двери, миновали те же пустынные коридоры, освещенные холодным неоновым светом, и надолго задержались перед переговорным устройством в ожидании разрешения пройти в реанимационное отделение. Когда мы вошли в палату, Патрис сидел на кровати рядом с женой, положив руку ей под голову. Жюльетт была без сознания, ее дыхание оставалось затрудненным и частым. Чтобы Элен смогла побыть наедине с сестрой, Патрис вышел из палаты. Элен присела на край кровати и сжала безжизненную руку Жюльетт, потом нежно коснулась ее лица. Время, отведенное на визит, как-то незаметно подошло к концу. Выйдя из палаты, Элен спросила Патриса, что говорят врачи. Тот ответил, что, по их мнению, смерть наступит этой ночью, но никто не мог сказать, как долго продлится агония. Тогда, сказала Элен, нужно, чтобы они помогли ей. Партис кивнул головой и вернулся в палату.
Дежурным врачом оказался молодой, но уже лысый мужчина рассудительного вида с очками в тонкой золотистой оправе. Кроме него в кабинете была медсестра-блондинка, но в отличие от врача, она прямо-таки лучилась теплом. Приняв предложение присесть, Элен сказала: «Вы, должно быть, догадываетесь, о чем я хочу вас попросить». Врач ответил едва заметным кивком, означавшим не столько «да», сколько предложение продолжать, и Элен со слезами на глазах продолжила разговор. Она спросила, сколько времени осталось ее сестре, на что врач ответил, что не может сказать точно, но уверен, что счет идет уже не на дни, а на часы, она находится на грани жизни и смерти. «Ей нужно помочь, сейчас…» — повторила Элен, и в ответ услышала: «Мы и так это делаем». Элен оставила номер своего мобильника и попросила позвонить ей, когда все закончится.
На обратной дороге ее начали мучать сомнения: достаточно ли ясно она выразила свою мысль в разговоре с врачом, его ответ тоже казался ей довольно неопределенным. Я постарался успокоить ее: ни с одной из сторон двусмысленности в словах не было. Элен беспокоило также рвение медсестры, упоминавшей о возможном улучшении состояния пациентки. По ее словам выходило, что Жюльетт могла протянуть еще сутки или даже двое. Но Элен считала, что продлевать мучения больной на такой срок просто негуманно. Жюльетт уже попрощалась с родными, Патрис неотлучно находился рядом с ней: момент был самый подходящий. Лучшее, что могла сделать медицина на этом этапе — не упустить его.
