— Да я понятия не имею, ты что! Сказал, что блины сам жарил.
— Если сам, то вряд ли женат. — Таня что-то прикинула в уме. — А может, женат на какой-то неумехе… Хотя нет, был бы женат, не принес бы тебе блинов, жена б ему за это яйца оторвала.
— Вот глупости! — Сима вспоминает сцену ревности, разыгравшуюся в ее квартире, и морщится. — Почему обязательно нужно в любом самом невинном действии видеть нечто грязное?
Сима снова взялась за моющие средства. Поверхности недостаточно блестят, они снова не такие чистые, как должны быть.
— Потому что, как правило, именно «нечто грязное», как ты выразилась, как раз и происходит, когда мужчина является к даме с тарелкой блинов. А блины он вкусные сделал, я должна с ним познакомиться, ты не против?
Сима равнодушно пожала плечами. Она хочет только одного: чтоб сейчас все ее оставили в покое, а матримониальные изыскания Тани ее не интересуют вообще. И пусть бы все люди просто исчезли на какое-то время. Испарились, перенеслись в параллельную Вселенную или в другое измерение, лишь бы только оставили ее в покое, тем более что она меньше часа назад прибралась в квартире, а с этими визитами теряется свежесть уборки, и надо начинать снова. И не то чтобы Сима ленилась, но у нее есть работа, а работать в квартире, где нет ощущения свежести, она не может.
— Ладно, давай какую-нибудь тарелку, я переложу блины в нее, а эти тарелки отнесу твоему соседу и сама на него посмотрю. — Таня решительно огляделась. — Ну, чего стоишь? И прекрати ты тереть все подряд, это какой-то геноцид микробов!
— Здесь грязно.
— Нет, просто у тебя проблемы. — Таня заглянула в шкафчик и, обнаружив там стеклянную мисочку, удовлетворенно хмыкнула: — То, что надо.
— Нет у меня проблем.
— Есть. — Таня переложила блинчики в найденную мисочку, а тарелки Николая принялась мыть. — Ты не можешь решить какую-то свою проблему и потому делаешь то, что тебе подконтрольно, в данном случае — убираешься в квартире. Подумай об этом. А мне нужно думать о личной жизни. Хорошо тебе, ты красотка, а я… Ладно, посиди, я сейчас. Дверь напротив?
— Да.
Таня кивнула, расстегнула верхнюю пуговицу на слишком тесной цветастой блузке, распустила косу и шагнула за порог.
Тарелки со звоном упали на пол и разлетелись осколками в стороны.
— Твою мать!..
Под дверью Симы лежит Анна Мироновна, язык у нее посинел и вывалился, глаза вылезли из орбит, застиранный халат сбился, оголив тощие ноги с дряблой кожей, одна нога в тапке, вторая босая. Старуха совершенно определенно мертва, это даже Сима понимает.
