Дальнейшее Сима запомнила плохо. Мигрень, вырвавшись из заточения, в которое была упрятана снадобьем старой Тули, набросилась на Симу, как голодная пантера. Где-то за пределами кокона, в который угодила Сима и где пульсировала и переливалась всеми цветами болотной жижи боль, ходили люди, что-то говорили, о чем-то спрашивали — и Сима даже пыталась отвечать, но голоса своего не слышала, а чужие голоса звучали гулко, словно из колодца. И когда все закончилось, Сима вдруг оказалась в незнакомой машине, которую вел молодой смуглый парень с длинными черными волосами, собранными на затылке в пучок.
— Сиди смирно, сейчас приедем.
Сима вздохнула — ей ничего иного не остается, как сидеть и пялиться в окно, за которым рядом с машиной бежит город, размахивая огнями, подсвеченной рекламой и дорожными знаками.
— Приехали, вылезай. — Парень открыл дверцу и подал Симе руку. — Давай, осторожненько, дойдешь?
Сима была уверена, что дойдет, но тело ее имело на этот счет собственные соображения.
— Вот незадача…
Парень подхватил ее на руки и занес в дом. И все, что Сима помнит, это испуганные возгласы женщин, Танины огромные, полные горя, глаза — и Сэмми, сидящего на столе в гостиной. И мир закружился, обещая новые неприятности, да только Симе до них уже дела не было.
* * *
Сима бредет через лавандовое поле. Дорога началась справа от кованых ворот, Тропа сама легла под ноги. И теперь вокруг до самого горизонта цветет лаванда, и Сима снова идет через поле, а впереди мелькает черная спинка Сэмми — он ведет ее куда-то, и Сима так счастлива, как никогда в жизни не была.
— Проснулась, смотри.
Сима открыла глаза — лавандовое поле нравилось ей больше, чем эта комната с розовыми обоями. Таня и Циноти сидят рядом, и Сима мысленно вздыхает: секунду назад ей было так хорошо, как никогда в жизни, а теперь она снова здесь, и кто знает, чем это закончится.
— Сейчас бабушка придет, полечит тебя. — Циноти поднимается и направляется к двери. — Скажу ей, что ты проснулась.
Симе не хочется говорить. Болит голова, саднят разбитые губы, а нос, кажется, разросся на все лицо и пульсирует в ритме ударов сердца. Щека опухла, и правый глаз ощущается словно в подушке. Сима даже не представляла, что один-единственный удар в лицо может быть таким разрушительным.
— Вот же гад какой! — Таня осторожно трогает опухшую щеку Симы. — Я ведь сразу сообразила, к чему все идет, еще на кладбище, когда они приехали и начали спрашивать, а не поссорились ли мы из-за Ромки, не было ли чисто случайно у кого-то из нас оружия, и прочее в таком духе. Так что я пошла в туалет и оттуда папе позвонила, а он уже… Сима, ты как?
