Прошло еще полчаса, пока они поняли, что разыскать тех, кто им помогал, не удастся. Только после этого они догадались взглянуть в пакеты, а там вместо денег ровно нарезанные стопки бумаги...
Абдураимов и Мхитарян, осушив бутылку коньяка и разделив семнадцать тысяч четыреста рублей, добытые за каких-то час-полтора, поровну, смеясь, вспоминали, как им удалось околпачить тех двоих:
— Представляю их рожи, когда увидят, что деньги превратились в простые бумажки.
— Не говори, — Абдураимов откинулся на спинку дивана и, поглаживая обеими руками свой живот, добавил: — Интересно, что о них подумал директор магазина, когда они сунулись к нему с заявлениями?
— Наверное, посчитал их за сумасшедших, а может, сразу же в контору позвонил. Правда, плохо, что у них образец моего почерка на заявлениях остался.
— Брось хреновину пороть, — махнул рукой Абдураимов, — почерк — не отпечаток следов пальцев. А если посчитать, сколько у тебя таких резолюций было и все это перевести в деньги, которые ты получил, то из-за них и тебя невозможно было бы увидеть.
— Ладно тебе мои доходы подсчитывать, кстати, если вдуматься, то я, может быть, какую-то пользу обществу приношу: наказываю тех, кто хочет закон обойти. Я уверен, если человек так легко расстается со своими деньгами, так легко соглашается переплатить, то наверняка деньги он добыл нечестным путем. Спрашивается, разве плохо, что у нас встречаются люди, которые, как те ассенизаторы, очищают общество от хапуг, взяточников...
— Ну ты уж хватил, — перебил его Абдураимов, — послушаешь тебя, так диву даешься, почему тебе зарплату не дают. Ханыги мы с тобой, паря, жулики, только разница одна: ты большой жулик, а я — меньший.
Мхитарян вскочил со стула:
— Брось, старик, сам хреновину пороть. Если уже и считать чьи-то деньги, так это твои. Ты уже ведь сам не знаешь, сколько их у тебя. Я даже не представляю, где ты их хранишь, ты даже не поднимешь их, если их в мешок сложить, а жадничаешь, за десять копеек горло можешь перегрызть. Скажи, зачем тебе столько денег? Родных у тебя нет, а в могиле, если ее даже облепить купюрами, все равно сгниешь. Поделился бы ты со мной, например, гляди, я тебе человеческие похороны справил бы, поставил бы шикарный памятник, а на нем написал: «Здесь похоронен бескорыстной души человек». Если хочешь, то напишу, что ты был профессором, доктором или испытателем?
Абдураимов молча поднялся и неожиданно вцепился обеими руками в горло собутыльника:
