Он пил холодный чай из носика синего чайника с золотой римской цифрой XX на пузатом боку, когда сначала услышал голоса, а потом увидел в зеркале буфета Аляутдина Сафаровича, отца и еще двух гостей. Один из них удачливый профессор, другой — только что пониженный в должности немолодой кандидат педагогических наук. Они не зашли в столовую, направились прямо на веранду, увитую виноградом.
Эркин пошел в ванную и долго стоял под душем, меняя температуру воды и обдумывая сегодняшний день и то, выходить ли к гостям и как себя вести с ними. Решил, что пойти он должен, и это даже необходимо.
Не спеша переодевшись во все свежее, Эркин появился среди гостей улыбчивым и вполне благополучным. Оказалось, отец привел приятелей прямо с какого-то заседания в академии. Вначале обсуждалось выступление вице-президента по поводу трудовой дисциплины в некоторых институтах, строились предположения относительно того, почему одному директору досталось больше других и почему Азима Рахимовича ставили в пример остальным.
Соображения Аляутдина Сафаровича сводились к тому, что на ближайших выборах предстоят неожиданности и каждый ждет этих неожиданностей, а Рахимова прочат в академики и даже в руководство отделением.
Отец Эркина заметил, что вряд ли такая скорость продвижения вызовет радость более старых и маститых ученых. Выборы всегда показывают необоснованность прогнозов, а Азим Рахимович действует поспешно и кое-кого уже успел обидеть.
Разговор тянулся неспешно, коньяк пили из маленьких чешских рюмок, но не все.
— Ильяс Махмудович, каким был наш директор в молодости? Неужто таким же, — начал Аляутдин Сафарович и запнулся, — таким же… уверенным в себе.
— Трудно сказать, — ответил отец Эркина. — Я не приглядывался.
Правила вежливости по отношению к старшим он соблюдал. Потом, знаете, ему стало везти, попал в струю, в Дубне оказался под крылом больших ученых, все силы тратил только на свои работы, в отличие от нас, вынужденных заниматься и организацией науки, и студентами, и аспирантами.
— Мне кажется, он разбрасывается, — заметил один из гостей, молодой профессор философии, ученик Ильяса Махмудовича, недавно выдвинутый на административную должность. — Даже латающими тарелками занимается.
Информированность молодого профессора пришлась Эркину по душе, и он не преминул вставить словечко.
— Да, это есть, — сказал он. — Самое забавное, что он верит слухам про тарелки. Такое у меня впечатление.
— Верит? — горячо откликнулся отец. — Не может быть! Это ужасно! Сегодня утром на семинаре один парень сказал, что не сомневается в их существовании и считает, что мы представляем для них подопытный материал, ими самими созданный и управляемый. Это чистейший идеализм или фидеизм.
