- Разве лето?
- Почти… Я там был как раз в это время… Туристом. Вылетели из Москвы - зима, снег идет, а прилетели в Амстердам - жарко, цветы… Вы плачете?
- Нет.
- Вот слезинка.
- Это капля упала с ветки. Наверно, сок.
Ирочка достала из сумочки платочек и осторожно вытерла правый глаз, затем машинально взяла зеркальце.
- Тушь не растаяла, - сказал Олег Борисович.
- Нуклиев, - сказала Ирочка, - почему у вас плащ такой паршивый и шляпа какая-то уродливая.
- Разве? - удивился завкафедрой. - А мне казалось - они приличные, даже элегантные.
Ирочка опять поднесла к лицу букет.
- Нуклиев, сколько у вас денег?
- В каком смысле? - не понял Олег Борисович.
- На книжке… и вообще…
Ученый заколебался.
- Только не врите, Нуклиев.
- На книжке… пять тысяч. Зачем это вам?
- И все?
- Облигаций… на тысячу… Ну и драгоценностей осталось от мамы… не знаю, сколько стоят… Наверно, тысячи на полторы… Кроме того, у меня машина… Вы поступили работать в ОБХСС?
- Это мало, Нуклиев. Мне надо сорок тысяч.
- Зачем?
- Купить бриллиант. Есть такой бриллиант - стоит сорок тысяч. Недавно его кто-то купил. Наверно, подарил кому-нибудь на день рождения. Но, может быть, выбросят еще один… Тогда вы мне его купите?
Ученый пожал плечами.
- У вас сегодня какое-то странное настроение.
- Женитесь на мне, Нуклиев.
- То есть? - опешил завкафедрой. - Каким образом?
- Да обыкновенно. Сейчас мы сядем на самолет в Адлер. Остановку сделаем в Ростове. Там в одном ресторане у меня знакомый директор. Мы снимем отдельный зал и отпразднуем свадьбу. Вдвоем. Будем танцевать в пустом зале. Женитесь, Нуклиев, не пожалеете. Ведь я нравлюсь вам. Ведь так?
- Так, - сказал Олег Борисович хриплым голосом и проглотил слюну. - Но вы ведь замужем…
- Ах, Нуклиев, как вы старомодны. Дайте мне вашу руку… Шершавая… Каким вы порошком стираете?
- «Чайкой»…
- Это очень плохой порошок, Нуклиев…
Иногда Ирочка задерживалась до вечера: попались бананы, батист или домашние тапочки. Поэтому никто особо не волновался, когда она не явилась ко времени кормления Шурика-Смита. Ребенка пришлось покормить из соски молоком. Но часам к шести вечера Варвара Игнатьевна забеспокоилась.
- Где она может быть? Забыла она, что ли? Шурик голодный.
- За тряпкой какой-нибудь в очереди стоит, - предположил Онуфрий Степанович, который с увлечением гнул дугу: спрос на его товар все повышался.
Варвара Игнатьевна постучалась к сыну и высказала ему свое беспокойство, но тот, углубленный в какие-то расчеты, лишь отмахнулся.
