- Нет, - сказал Геннадий Онуфриевич.
Федор Иванович вскочил со стула и забегал по комнате.
- Я от вас многого не требую, Красин. Три года. Разрешите мне заниматься с ним в вакуумной ванне три года, а потом делайте что хотите. Только три года, Красин, и он будет знать клинопись как свои пять пальцев! А английский от вас никуда не уйдет. Ну что такое в наши дни английский? Сейчас его зубрят всюду: в кружках при ЖКО, в детских садах, прикованные к постели больные изучают… Это на нас свалилось, как грипп…
- Моя цель - не английский.
- Знаю, знаю. Идеальный человек! Это прекрасная цель, Красин. Но скажи мне, разве плохо, если идеальный человек будет знать клинопись и любить прошлое? А, плохо? Скажи? Молчишь? Сам знаешь, что клинопись - лишняя грань идеального человека.
- Нет, - сказал Красин. - Вы его можете утащить с собой в глубь веков.
Глаза Федора Ивановича блеснули, но он быстро опустил их, чтобы не выдать себя. Очевидно, Геннадий Онуфриевич попал в точку.
- Нет, нет. Он останется с вами в настоящем. Но я буду умирать со спокойной совестью - после меня кто-то будет копать. Ведь это самое главное, Красин, - если после тебя кто-то продолжит твое дело. Для этого мы живем.
- Вот я и хочу оставить после себя идеального человека, без завихрений.
- Значит, ты считаешь, что клинопись - завихрение.
- В известной степени…
- Ну, знаешь! - Полушеф забегал по комнате еще быстрее. - Это твое последнее слово?
- Да.
- Завтра я отдаю приказ о закрытии вашей темы. Если ты не выйдешь на работу, то будешь автоматически уволен.
- Ну что ж…
- А на что жить будешь?
- Это моя забота.
Федор Иванович подошел к двери и взялся за ручку. Старики отскочили от замочной скважины.
- Ну хорошо, - сказал Полушеф с угрозой. - Я все равно своего добьюсь. Терять мне нечего - скоро на пенсию, поэтому заранее предупреждаю, Красин, что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы заполучить материал.
- Что вы имеете в виду под словом «материал»?
- Твоего сына.
- Ах, вот что… Значит, будете красть?
- Последний раз спрашиваю. Идешь на клинопись?
- Нет!
Полушеф так быстро вышел из спальни, что Варвара Игнатьевна едва успела убежать на кухню. Федор Иванович надел свое пальтишко, уронил с вешалки картуз с полуоторванным козырьком и с ненавистью подфутболил его правой ногой. Картуз полетел и сам собой наделся задом наперед на голову не успевшего скрыться Онуфрия Степановича. Онуфрий Степанович стал похож на блатного из фильмов тридцатых годов.
