Лодка вышла на середину Химкинского водохранилища, и здесь, в безветрии, стало совсем жарко. Впереди у берега Ева увидела множество лодок и поняла, что канал дальше отворачивает вправо.
– Зайдём к скитальцам, – громко распорядился Петропавел. – Ева, пройди-ка, пожалуйста, снова в укрытие. Это ненадолго. Речные скитальцы – сложный народец. Но у их капитана передо мной должок. Не хочу, чтобы они тебя видели.
Ева не стала возражать, тем более что возникла потребность переодеться в лёгкую майку. Раздвинула циновку и, когда чуть наклонила голову, поняла, что ей не понравилось в этих белоснежных лайнерах.
«Когда-то у вас была третья сестра, так? – подумала Ева. – Такая же, не отличишь, близняшка. Пароход “Октябрьская звезда”. Никого вы не отвезёте в счастливое место. Потому что это она – ваша сестра-близняшка – теперь слоняется по каналу. Её призрак, проклятый корабль». А следующая мысль была совсем уж безумной: «А иногда вы её прячете».
* * *
Ева развязала свой вещмешок, чистая лёгкая одежда покоилась на самом дне. Грустно вздохнула и тут же улыбнулась, когда наткнулась на красное платье своей матери. То самое, в котором она пыталась танцевать тогда с Фёдором. Их единственный раз. Ева провела по платью рукой. Сердцу стало больно, и она снова вздохнула и снова улыбнулась. Снаружи доносились мужские голоса, Петропавел разговаривал с теми, кого он назвал скитальцами.
Правда, странный народец – Петропавел говорил спокойно, а быстрая речь незнакомцев казалась то ворчливой, жалостливой, то огрызающейся.
– Хорошо, и кто сейчас капитан? – сказал Петропавел. – Вот как… ладно, я плыву с вами. Без оружия.
Потом он перешёл на чужую лодку, и та отчалила. Ева вернулась к своему занятию. Видимо, чтобы добраться до необходимого, придётся всё вытряхнуть. Ну что же, давно пора перебрать вещи и сложить по новой. Небольшую постирушку она устроила, воспользовавшись стоянкой, ещё в Пирогово, об утюге, конечно, не могло быть и речи, но Ева умела сушить и складывать вещи так, что они выглядели словно поглаженными. Она извлекла все свои пожитки, разделила на кучки, потом повернула вещмешок и вытряхнула его. Что-то ещё выпало оттуда, легонько звякнув об пол. Ева с интересом присмотрелась, не сразу поняв, что это было. Потом она захлопала глазами. Тёплая улыбка исчезла, едва родившись. Из вещмешка выпало то, чего там не было и не могло быть прежде. То, что не являлось её вещью. Ева в растерянности нагнулась и подняла длинный шнурок. Повертела в руках, и её взгляд застыл. Теперь улыбка, скривившая линию рта девушки, оказалась недоумённой. Эта вещь ей никогда не принадлежала. Но она, конечно же, узнала её. Совершенно не понимая, откуда она взялась.
