Ватка была сероватой и скомканной. Он выжал в раковину струйку похожей на воду жидкости.
Началось пробуждение, с каждым днем острее. Мучительно возвращалась память, воскрешая все новые подробности.
Вернулись чувства. Обида на Уни переросла в ненависть; страсть к Лилии – в безнадежный голод.
В ход пошли старые трюки: притворялся, что все нормально, на работе; прикидывался перед наставником, перед девушкой. Но с каждым днем необходимость что-то изображать раздражала больше и больше. Просто бесила.
В день следующей терапии Скол вновь изготовил повязку из обертки, ваты и пластыря и опять выжал в раковину прозрачную струйку.
На подбородке, щеках и над верхней губой показались черные крапинки – начинали расти волосы. Он разломал кусачки для ногтей, примотал проволокой к одной из ручек лезвие и каждое утро до первого звонка намыливал лицо и сбривал темные точки.
Каждую ночь видел сны. Иногда они вызывали оргазм.
Необходимость притворяться безмятежным, кротким и хорошим доводила до исступления. В Рождество Маркса он трусил с другими вдоль воды, а потом убежал вперед – прочь от товарищей и всей загорающей и жующей макси-кейки Семьи. Бежал, пока пляж не сжался до узкой полоски шлифованного камня, и еще дальше, по прибою и скользким опорам старого моста. Наконец, голый и одинокий, остановился между океаном и стремящимися ввысь скалами. Колотил кулаками по каменным стенам, выкрикивал в голубое небо проклятья и рвал неподдающуюся цепь браслета.
Пятое мая 169 года. Он потерял шесть с половиной лет. Шесть с половиной! Ему тридцать четыре. Он в США90058.
А где она? По-прежнему в Инд? На Земле или в межгалактическом корабле?
Тоже живая? Или мертвая, как остальная Семья?
Теперь, когда он сбил до синяков руки и прокричался, стало легче: легче медленно идти с довольной улыбкой, смотреть телевизор и на экран микроскопа, сидеть с девушкой на концертах в амфитеатре.
Все время пытаясь найти выход…
– Что-нибудь беспокоит? – спросил наставник.
– М-м, немного.
– Я так и подумал, выглядишь неважно. В чем дело?
– Понимаете, несколько лет назад я очень болел…
– Знаю.
– И теперь одна из тех, кто тоже был болен, та самая, что затянула меня в группу, – она в этом здании. Можно меня переселить?
Наставник посмотрел с сомнением.
– Как-то не верится, что Уни снова вас свел.
– Мне тоже. Но она здесь. Вчера вечером я видел ее в столовой, а сегодня утром – опять.
– Вы разговаривали?
– Нет.
– Разберемся. Если она действительно тут и это беспокоит, то, конечно, тебя переселят. Или ее. Цифроимя?
