Шлиц должен был войти в зону № 3. Янна-Берта задумывалась о том, как долго может тянуться пара месяцев и каким будет её возвращение без семьи. Эти мысли причиняли боль. Она отгоняла их. С тех пор как она лежала здесь, в Херлесхаузене, она старалась не вспоминать папу с мамой и Кая. И особенно — Ули. Они оставили её. И теперь она одинока.
Янна-Берта не знала точно, сколько времени пролежала во временном госпитале Херлесхаузена, когда объявили о визите высокого гостя: федеральный министр внутренних дел объезжал зону бедствия. Он собирался навестить и Херлесхаузен — осмотреть временный госпиталь, где лежали многие из тех, кого ранили при попытке пересечь границу.
Мать Лары новость очень взволновала.
— Надо проветрить, — восклицала она, — и простыни поменять!
Она выбежала в коридор, но спустя некоторое время, поникшая, вернулась обратно.
— Ничего не действует, — сокрушалась она. — Мы сидим на горе грязного белья. Сказали, простыни заражены. Никто к ним не прикасается. А новое бельё не поступает…
Она распахнула окно, хотя стоял очень холодный день, села рядом с дочкой, вынула из-под матраса расчёску и принялась суетливо причёсывать Лару. Янна-Берта видела, как она, украдкой от дочки, засовывала под матрас застрявшие в расчёске клочья волос. Лара была слишком слаба, чтобы приподнять матрас.
— Загнать бы его к самому реактору! — горячился отец Флориана. — Это было бы по справедливости!
— Тогда тебе пришлось бы многих политиков туда загнать, — возразила мать Флориана. — Всей мёртвой зоны вокруг Графенрайнфельда не хватит на тех, кто виноват в этой трагедии, будь они политики или кто-то ещё. Но нам не на что жаловаться. Мы живём в демократическом обществе и имеем таких политиков, которых заслуживаем.
— Ну, одному я сегодня задам как следует! — крикнул отец.
Мать лишь устало махнула рукой.
Янна-Берта представила себе министра внутренних дел. Жизнерадостного, с ироничной усмешкой в уголках рта. Таким она видела его по телевизору и на страницах газет. Родители часто обсуждали его высказывания.
— Вот я его спрошу, — не унимался отец Флориана. — Спрошу, не мучает ли его совесть?
— Его люди этого вообще не допустят, — возразила мать Флориана. — А даже если и допустят, он всегда найдёт что ответить.
Отец промолчал.
— Хотелось бы знать, есть ли вообще у таких людей совесть? — сказала мать.
— Прошу вас, — обратилась Ларина мама к отцу Флориана, — не устраивайте тут никаких сцен.
Отец Флориана в сердцах ударил кулаком по судну, которое нёс своему сыну. Оно загудело как гонг. После чего он с нежностью подложил его под Флориана и склонился над расплакавшимся мальчиком, напуганным словесной перепалкой.
