Впрочем, нет, кое о чем он явно сожалел: о том, что в конечном итоге попался.
— Поговорить с каким жрецом? — раздраженно спросил Верас.
— Это традиция, — пояснил Ассай. — Приговоренным дается шанс воззвать к кому-нибудь из богов и попросить о милости.
— О милости? — недоверчиво переспросил младший маг, а потом губы его вдруг скривились в ухмылке. — А что, можно и попросить, раз традиция. Пусть придет жрец Незримого.
— Ты уверен? — вопросительно вскинул брови озадаченный таким выбором наставник.
Взывали обычно к Светозарному, богу милостивому и способному принять раскаяние. К Плетущему, творящему судьбы, в надежде избежать смерти. К Воздающему, если чувствовали себя невиновными. Иногда приглашали кого-то из низших богов и богинь — в зависимости от личных религиозных предпочтений. А звать бога смерти, с которым и так встретишься через пару часов…
— Это логично, остальные боги далеко, а он где-то здесь. — Хаггар выразительно обвел взглядом комнату. — Вдруг да снизойдет к своей ближайшей жертве?
Гасар Ассай нахмурился. Душу кольнуло нехорошее предчувствие, но внятно сформулировать его мужчина не смог и отогнал, памятуя о несостоятельности собственной интуиции. В самом деле, это уже отдает паранойей. Да, Хаггара Вераса боялись многие, и слухи о нем ходили самые жуткие, но даже с учетом их всех — что он может сделать, закованный в хладное железо, наглухо запертый в клетке?
— Как хочешь, — наконец кивнул он и развернулся, чтобы уйти.
— Погоди, наставник, — вдруг окликнул его приговоренный. — Ответь на один вопрос. Кто меня предал?
— Что ты имеешь в виду? — растерянно спросил Гасар.
— Я не проснулся, когда рухнула защита. Это не могло произойти случайно.
— А, это… Такие, как ты, зачастую не считают прислугу людьми и воспринимают их как мебель.
— И после этого вы требуете от меня признать чернь равной? — насмешливо протянул молодой владетель.
— Уважение и преданность, Хаггар, требуют взаимности. — Старший маг качнул головой. — Или хотя бы повода. Их надо заслужить. Какое право ты имеешь требовать преданности от людей, которых не считаешь за людей и вся милость твоя к которым заключается в честной оплате честно выполненной ими работы?
— Это, конечно, отличный повод ударить в спину, — брезгливо скривился Верас.
— Нет. А вот месть за убитого тобой друга — повод.
Некоторое время собеседники помолчали, но приговоренный не спешил задавать вопросы и оправдываться, а Гасар… Он очень многое хотел сказать. Встряхнуть мальчишку за шкирку, наорать на него, достучаться до совести. Он бы даже попробовал это сделать, если бы надеялся найти последнюю в этом человеке. Но ни совесть, ни жалость в нем так и не проснулись. Да, может, их и не было никогда?
