И всегда оставалась при этом женственной, очень похожей на мать.
— Эх ты, слезки на колесках! — стала дразнить Алька. — Нюни распустил, плакса-вакса…
Но потом она пожалела меня и начала уговаривать, что медвежонок тоже хочет жить и что мать сейчас отнесет его в лес, найдет медведицу и отдаст. Ведь медведица, наверное, потеряла своего детеныша и теперь ходит ищет везде. В это время я услыхал, как мать запела. Она была уже на увале, возле кондовых сосен. Медвежонок плакал и дрыгал лапами, а мать нет успокоить его, так еще трепала его и колошматила на ходу.
— А за что она его колотит? — обидчиво спросил я.
— Чтобы не убегал далеко, — сказала Алька. — И тебя надо поколотить заодно… Давай лучше ягоду собирать. Гляди, сколько в грязь втоптали. А мать мучилась, собирала по одной.
И только она присела на корточки перед горкой смородины, как вдруг в ягодной болотине кто-то страшно заревел. У меня мурашки по спине поползли.
— Кто это? — спросил я шепотом и вцепился в Алькину руку.
Алька оглянулась.
— Мишка косолапый.
Потом в той стороне, где ревело, сильно затрещало и захлюпало. Мне показалось, что это идут к нам, но медведь рявкнул уже где-то под увалом. Страшного ничего не было, и вдобавок на увале где-то пела мать. Мы стали собирать ягоду. Медведь еще порявкал и замолчал. Наверное, убежал куда-нибудь.
Мы собрали смородину, однако ее осталось всего полведра. Остальная пропала в грязи Я принес свой котелок и высыпал то, что было, в материно ведро. А то ей обидно будет, когда вернется. Вот, скажет, какая я разиня, взяла да шмякнулась…
— Только пускай считается, что медвежонка поймал я, — предупредил я сестру, — а то ты опять скажешь…
— Ладно, — согласилась Алька, — я тоже когда-нибудь поймаю… А этого не жалей. Когда ты вырастешь большой — убьешь его. Он тоже тогда вырастет.
Ворон на сухостоине сидел-сидел и вдруг полетел куда-то следом за матерью. Только сук, на котором он сидел, подрожал немного и остановился. А мать уже стало не слышно. Видно, ушла далеко или песню одну допела, а другую ещё не начала. Она всегда между песнями промежутки делала. Спросит, не проголодались ли мы с Алькой, посмотрит, сколько мы ягоды набрали, похвалит и снова запоет. Я же давно, почти с самого утра, успел проголодаться, и время было к обеду. А когда мать падала, у нее из ведра узелок выкатился вместе с ягодой, красный от смородинового сока.
— Аль, давай поедим? — предложил я. — А то кишка кишке протокол пишет.
