В общем, устал он за эту неделю и мечтал просто выпить водки и хорошенько выспаться.
Уже к двенадцати он понял: не надо никаких больше денег, надо ехать домой.
– Шеф, подбрось, не обижу, на Ленинский мне.
Ладно, последний на сегодня клиент.
– Садись.
– Шеф, за скорость надбавлю, давай поживей.
«Ласточка» его сорвалась с места и ходко помчалась в сторону Балаклавского проспекта.
– Домчимся быстро.
Не успели они проехать и полкилометра, сзади и слева милицейские машины, мигалки, шум мегафона с требованием остановиться. Пассажир кричит: «Шеф, жми, плачу! Только остановись, голову оторву!!!» Куда там жми, три машины окружили. Пётр Михайлович едва успел тормознуть, как его и пассажира уже уложили на землю. А в голове у бедного бомбилы одна мысль: «Во влип, теперь уж долго, наверное, не отдохну».
Долго не долго, но часа два в кутузке просидел, пока разбирались, кто он да что он. С его пассажиром всё оказалось просто – вор-рецидивист с солидным стажем и кликухой Пыжик, а с бомбилой разбирались как с возможным сообщником. Вот и подвози людей, пойдёшь на нары сообщником. Разобрались, благо адекватные люди в милиции работали, да и рецидивист заявил, что Михалыч не при делах. Отпустили полковника. Поймал он такси и помчался к своей «ласточке». Слава богу, стояла «копейка» там же, на проспекте, где её, любимую, и оставил полковник при задержании. Всё вроде на месте, кроме щёток стеклоочистителя, запаски и аккумулятора – успели-таки ворюги снять. На фоне разбирательств в милиции эти потери были не так уж и заметны. В общем, часам к одиннадцати вечера он и его любимая «ласточка» были дома. Машину под окно, а сам Михалыч бегом на кухню, налил стакан водки, залпом выпил, ещё налил и вновь выпил.
Всё, в койку…
Выходные пролетели в момент. Наступил понедельник. К выезду в рейс полковник готовился как на каторгу. Не хотел он извозом заниматься, ой как не хотел, но выхода пока не было, надо ехать бомбить.
До обеда ездил без происшествий, студенты, правда, кинули. Шустрые ребятишки попались, едва он остановился, высыпались из машины и бегом. Разве таких догонишь? Бегут и ржут – дурака дядьку, мол, обмишурили. Да пусть себе смеются, Михалыч на них в обиде не был. Сам молод был, кинули так кинули. Он уже научился к таким вещам философски относиться. Сам виноват, нечего было молодняк в машину брать. Дело у метро было. Только хотел он отъезжать, мужчина какой-то дверцу открывает.
