Этот небольшой срок руководства совхозом вылился в пять беспокойных и очень трудных лет. Пять лет. Каждый день заботы, хорошо бы, чтобы это были типовые заботы, но каждый день был не похож на другой. Всё надо было решать самому. А ведь за развитие хозяйства спрашивали, и строго спрашивали. И на райкоме чистили, и из центра разные начальники приезжали ругать да критиковать. Всё было на его шкуре, и не только на шкуре, вся его жизнь зарубками на сердце оборачивалась. Только в 1954 году вспомнили, что нет у Глеба Николаевича надлежащего образования, и освободили от должности.
Покидал он Юньки с двояким чувством. Во-первых, за прошедшие пять лет ему удалось многое сделать, и труды эти можно было пощупать, да и посмотреть. База для техники, клуб, рабочая столовка, жильё чуть ли не удвоилось, ну и так далее. Жаль уходить. С другой стороны, он уходит к любимому делу, в школу, уходит опять преподавать, и это здорово.
А может, вновь ненадолго? Может, опять партия призовёт? Скажет «надо»!
Что же, раз надо, значит, надо! А пока он идёт в школу, пока идёт просто учителем.
Понимал ли он тогда, в свои тридцать четыре года, что школа – это уже для него навсегда, учитель – это его крест, его горесть и печаль, его радость и удача, жизнь его, жизнь на долгие годы, целых сорок отпущенных ему Богом лет? Наверное, понимал и осознавал, гордился этим, наверное, и страшился этого. Но так было надо.
Глеб Николаевич был человеком своего времени. Ничего в его жизни особо значимого и не было, ничего вроде и героического он не совершал. Он просто жил нормальной, достойной уважения жизнью, он честно и добросовестно служил людям.
Человек не вечен, к сожалению. Вот и ему, Учителю, было отпущено Господом семьдесят пять лет. Сделать за эти годы он успел многое, при жизни он и не успел заметить этого, но люди видели, ценили и замечали всё. Они знали, любили и уважали его. Когда хоронили Учителя, проститься вышел весь город. И это было главным признанием силы и авторитета его жизни, а может, и святости её.
* * *
Покоится Учитель на скромном городском кладбище, могилка его выделяется особо. Нет, выделяется не богатством чёрного мрамора или изяществом оградки, нет. Просто ухожена могила всегда. Здесь круглый год живые цветы, тропинка к последнему его пристанищу хорошо протоптана: значит, заходят к нему люди, чтут этого замечательного человека. Вот и мы его вспомнили. Вспомнили его улыбку, его тяжеловатую походку, всегда по-военному прямую спину, всё вспомнили и доброе слово о нём сказали.
