Вайолет поднимается по лестнице, а мои ноги будто приросли к полу. Справа я вижу французские двери, ведущие в столовую, где находится самый длинный стол из всех, которые я когда-либо видела. Вокруг него строго по линейке расставлены стулья. На столе сервиз, и, хоть я нахожусь слишком далеко, чтобы хорошо все рассмотреть, могу поспорить, это чистое серебро.
Срань Господня!
Это место просто нереальное. Я выросла в двухкомнатной квартире с ненадежной сантехникой, втиснутой в жалкие девятьсот футов. Когда я первый раз уехала в школу, то была в шоке от того, что в классных комнатах были отполированные деревянные полы, безотказно работающая система обогрева и не склеенные скотчем парты. Мне казалось, это успех.
Но теперь я понимаю. Это тоже самое, что хвастаться подержанным шевроле перед тем, кто только что подкатил на бугатти.
Мы поднимаемся на второй этаж и идем дальше на третий, где находится одно огромное окно и семь закрытых дверей, расположенных в форме буквы «U». Четыре двери слева от окна, три — справа. Я сразу отмечаю эту деталь в голове.
Вайолет останавливается перед первой дверью налево, достает ключ из кармана и вручает его мне.
— Добро пожаловать домой, — говорит она. В ее голосе слышится нотка сарказма.
Ключ самый обычный, такой можно купить в любом хозяйственном магазине. Я немного разочарована, что он не винтажный.
Я вставляю его в замочную скважину и открываю дверь. Комната оказывается небольшой. На полу лежит такое же ковровое покрытие, как и в зале на первом этаже. Я сразу же замечаю отсутствие окна. Это означает отсутствие солнечного света и возможности побега. Меня моментально охватывает чувство паники, и я начинаю делать глубокие вдохи, чтобы взять себя в руки. Страх ничего не изменит, только сделает все еще хуже.
Прямо напротив двери стоит кровать, слева комод, возле двери — стол. Справа еще одна закрытая дверь и шкаф для одежды. На кровати лежит мягкое пуховое одеяло, которое выглядит дороже, чем любая из вещей, когда-либо принадлежавших мне. Оно определенно лучше дешевого покрывала в моей комнате в Вермонте и синего, колючего и толстого в Пиле.
— Это все мое? — спрашиваю я. Черт, звучит так, будто я поражена. Не хочу выглядеть пораженной.
