Разговор явно не клеится. Первая бутылка комом, наше застолье скорее напоминает поминальное сидение, твои, между прочим, слова. Со второй мы как всегда разошлись, раздухарились, можно сказать, со второй – не раньше никак у нас устанавливается некая духовная связь, близость, братство по оружию, ведь мы с тобой не мужчина и женщина, а други, братаны, собутыльники, сообщники, кореша, подельники, короче – лица без вторичных половых признаков. Иногда мне кажется – и без первичных тоже. Это произошло так давно, что и не упомнить, чуть ли не на заре знакомства нашего. И надо же, именно в тот вечер я попросил тебя, мол, детка дорогая, в наших отношениях мы опасно подошли к той черте невидимой красной, за которой начинается свинство да скотство, ведь мы не будем преступать ее, договорились, ладно? Через аж два дня рухнет в тартарары все самым что ни на есть свинско – скотским образом, и спроси кто нас тогда, есть ли в мире что или кто либо способный хоть на копейку порушить дружбу нашу, отношения, ха – ха– ха, но Аннушка уже пролила свое масло… «What kind of women are you?», немо вопрошаю я исступленно тряся за плечи, не ведая, что жить мне, от умело воткнутого в сердце самое шила осталось целых два дня.
А тогда, в тот промозглый февральский вечер, в наш первый ГАМБРИНУС, мы оприходовали на двоих пару МЕРЛО и чудесно провели вечер. Провели его так чудесно, как обычно проводят двое случайно встретившихся и понравившихся друг друг людей, которых потянуло друг к другу в ожидании предстоящей любви. На улице ты схватила меня под мышку и мы рванули в ПРИМОРСКИЙ. Добавить и потанцевать. Добавили и потанцевали. Я всё рассматривал и рассматривал тебя кожей буквально чувствуя как западаю, падаю, проваливаюсь в любовую прорву из которой нет и не будет ни выхода ни спасения, я забыл дурашка про: « Не пускай змею любви в свое сердце, единственное, на что она способна – так это ужалить тебя смертельно в самое сердце», и правильно сделал, что забыл, зачит так надо, пусть кусает, меня ждет смерть сладкая самая от яду любовного, я ведь мечтаю о смерти такой, ну поскорее же, я и так заждался в ожидании бесконечно своем одиночестве…
На улице ты засунула руку свою в мой карман, я и до сих пор ощущаю его тепло. « Не пропадай, Игорек!». «Ну что ты, куда же я могу пропасть?!».
Мы сидим как детки малые, в твоих руках чаша с зажженной свечой, которую ты медленно, в такт музыки перекатываешь в ладонях. Беру эти руки в свои, и меня пробивает мелкая дрожь. Лицо напротив сидящей женщины озарено улыбкой, от которой становится не по себе. Так становится не по себе человеку которому зачитали смертный приговор.
